История русского искусства

Македонского», «преоспективо – медведь с медведицею и волк и зайцы», «бои полевые», «морской ход воинских людей» и т. п. Все это писалось уже не на стенах, а на полотнах и легко переносилось из помещения в помещение.

Да и в самое «стенное живописное письмо» стали прокрадываться, под влиянием иноземных картин, новые темы. Появились и «ленчшаеты», и «царь Юлий Римский, да царь Пор индейский», и времена года, и целые аллегорические группы.

Распространялось и портретное письмо. Сам Симон Ушаков писал иногда портреты. В 1681 г. Станислав Лопуцкий писал с натуры («с живства», по современному выражению) портрет царя Алексея Михайловича. Писались портреты и с умерших членов царского семейства, с иностранных государей. Из царского дворца портреты проникали в хоромы богатых людей. У Артамона Матвеева висело, например, в палатах немало портретов и в их числе – портреты хозяина и его детей, «персоны немецкия поясные», «десять личин немецких» и т. д. Словом, область живописи заметно расширяется. И чем глубже прививаются иноземные обычаи, тем сильнее ощущается потребность в картинах, в нерелигиозной живописи.

Миниатюры. Гравюры

Под влиянием все более усложняющейся церковной литературы и композиции миниатюр становятся сложнее и обширнее. Рядом с «многоликой» иконой идет не менее «многоликая» миниатюра. Все шире развивается символика. Все чаще предметом живописи становятся события мирской жизни, появляются даже немыслимые сто лет назад любовные сцены…

Из миниатюр религиозного содержания, особенный интерес по выполнению и обработке сюжетов представляют миниатюры Сийского евангелия. Здесь мы встречаем прежде всего миниатюру на тему «Собор Пресвятой Богородицы» с изображением Земли (налево) и Пустыни (направо) в виде женщин.

Композиция миниатюр становится законченной, ближе напоминает иконы. Появляется разнообразие в фигурах, особенно заметное в миниатюре – проповедь Иоанна Крестителя. В склоненных женских фигурах уже чувствуется какая-то жеманная грация, недопустимая в священных изображениях более ранних эпох. Иногда религиозная миниатюра невольно стремится сблизиться с жизнью. Изображая брак в Кане Галилейской, художник рисует вверху целую жанровую сценку: современный ему обряд венчания…

Миниатюра «хождение души по мытарствам» из принадлежавшего Ф. И. Буслаеву Синодика XVII века представляет собою сложную композицию, очень похожую на фрески. Вверху – хождение души, а внизу – по привычке к параллелям – бытовая сцена поминок.

Иногда миниатюрист просто повторяет сюжеты более древних миниатюр, усовершенствуя лишь технику выполнения. Таковы, например, миниатюры псалтири боярина Д. И. Годунова. Здесь мы видим, например, сюжеты Углицкой псалтири, о которых упоминалось выше, но более художественно выполненные.

Но сверх рукописей священного содержания, художникам приходится иллюстрировать и такие сочинения, где надо изображать псоглавых» людей человекообразных птиц и даже «девицу Горгонею» (Горгону).

Подобные задачи уже не смущают художника, привыкшего к символике. Он уже рисует и «Весну» в виде «преукрашенной красотою и добротою сияющей девы», и «Осень» в виде «мужа средовечного», и «Зиму» в виде «зело старого мужа».

Наконец он иллюстрирует месяцеслов при упомянутом Сийском евангелии чрезвычайно сложными картинами действительной жизни. На миниатюре, соответствующей сентябрю, изображен город с трудящимися людьми, а по углам – четыре стихии: огонь, воздух, вода и земля в виде обнаженных фигур.

Хождение души по мытарствам. Этот рисунок ясно обличает то западное влияние, которое переживала в XVII веке русская живопись. Но еще ярче это влияние заметно на миниатюре, соответствующей маю: тут художник дерзает уже изображать любовные сцены, нисколько не стесняясь тем, что его миниатюра находится в приложении к священной книге – евангелию. Правда, в этих миниатюрах нет ничего русского: и костюмы, и композиции, и обстановка – все заимствовано с западных образцов, может-быть, даже прямо скопировано с каких-нибудь «немецких» гравированных листов. Но здесь важна, главным образом, смелость художественного почина – изображать мирскую жизнь, повседневные ее явления, ничем не замечательные, в иных случаях даже греховные с церковной точки зрения.

Когда миниатюрист «Царственной книги» XVI века изображал на византийский иконный лад события придворной жизни – у него могли еще найтись оправдания. Он изображал там все-таки картины из жизни Божьего избранника и помазанника – царя и его семьи. Миниатюры же месяцеслова Сийского евангелия не могли уже найти никаких оправданий с церковной точки зрения. Не было в них и никакой поучительной притчи.

Вместе с теми «преоспективами», которыми украшали иноземцы стены царских дворцов, эти миниатюры преследовали одну, совершенно новую для русского живописца цель – доставить приятное зрелище. позабавить взоры зрителей красотою своих линий и красок.

Но книжная миниатюра, вместе с иконописью, доживала, можно сказать, последние дни. Как на смену рукописи шла книга, так и на смену рукописной миниатюре являлась гравюра.