Конечно, это было искусство своеобразное, но, несомненно, высокое и притом чисто-русское по своей сущности. Эпоха вторжения в Россию европейских начал живописи, сблизив это искусство с жизнью, надолго умертвила, однако, самобытный русский живописный стиль вообще, не говоря уже о церковной живописи, до сих пор еще не возродившейся, не нашедшей путей для сближения с искусством допетровской Руси, не отелившейся в национальные формы.
Эта живопись, понятно, далеко не безупречна со стороны техники: правильности рисунка, перспективы и т. п. Но она глубока и ценна по внутреннему своему содержанию, по силе и оригинальности выражения, по своему полнейшему соответствию стоявшим пред нею задачам: дать «зрительный комментарий» к церковному богослужению.
Иконы
Осложнился и существенно видоизменился под влиянием образцов западноевропейского искусства и иконный стиль XVII века. Иконописцы стали пользоваться немецкими гравюрами, заимствовать у них архитектурные детали, одежды, пейзажи. Чистота византийского иконного стиля значительно утратилась, но зато стал художественнее рисунок и расширилась область доступных иконописи сюжетов.
Аллегорические фигуры, бывшие до сих пор достоянием почти одной лишь миниатюры, теперь свободно проникают и в иконопись. На иконе «Собор Пресвятой Богородицы» само руководство для иконописцев. Подлинник предписывает изображать землю и пустыню в виде «двух девиц»…
Композиции усложняются, становятся стройнее и продуманнее. В этом смысле интересна икона «Литургия ангелов», где Иисус Христос изображен в виде архиерея, совершающего литургию во служении ангелов. Над головою Христа – Св. Дух и благословляющий Бог-Отец. Внизу – благоговейно молящиеся царь, царица с придворными и надпись: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом». Христос изображен на этой иконе дважды: в образе Агнца Божия и архиерея.
В XVII веке почти завершается второй период истории русской иконописи, «московский». Постепенно развивая и усовершенствуя технические приемы новгородской школы, москвичи придают ликам своих икон оттенок умиления, сменяющий новгородскую суровость. Колорит проникается светлыми тонами и оттенками, начинает приближаться к живописному в подлинном значении слова. Рисунок становится тоньше, увереннее и ближе к действительности. Вообще, в отношении тонкости письма и изящества отделки московский период далеко оставляет за собою неуклюжий и грубоватый новгородский.
Центром иконописного дела является московская царская школа иконописцев, в которой работают лучшие мастера-новаторы.
Царская иконописная школа уже не столь строго руководствуется древними образцами: пишет иконы в новом, так-называемом «фряжском» стиле.
«Молодые или моложавые лица, светлые, легкие колеры одежд, блестящие парчевые ризы, округлые лица, полные тихой благости движения, покойно-величавые образы старцев, – все это, вместе с цветистостью красок, подкупало в свое время», говорит Н. П. Кондаков.
Знатоки русской иконописи различают, впрочем, целый ряд различных иконописных школ этой эпохи: есть иконы так-называемых «строгоновских писем», «архангельских», «фряжских» и т. п.
Новшества иконописного дела все еще смущают, однако, благочестивые умы. В 1669 году издается окружная царская грамота «об иконном писании», пытающаяся установить своего рода контроль или цензуру над иконописью в лице царских иконописцев. В 1674 году грамота патриарха Хакима грозит жестокими наказаниями продавцам бумажных печатных гравированных икон, как русских, так и в особенности иностранных, напечатанных «неистово и неправо, на подобия лиц своей страны и в одеждах своестранных немецких».
Но уступка духу времени неизбежна и бесповоротна. Борьба допустима только с крайностями, с неразумными увлечениями. Возврат к былому, новгородскому «темнописанию» уже невозможен: иконопись твердо вступила на новый путь. Во главе этого движения стоит даровитый иконописец Симон Ушаков.
Симон Ушаков
Глава московской иконописной школы и знаменитейший из мастеров XVII века Симон Федорович Ушаков (1626–1686) был, можно сказать, первым русским художником. Правда, картин в современном смысле слова он не мог создать и не создал, но именно он внес в угасавшую и вырождавшуюся от беспрерывного копирования русскую иконопись начала подлинного искусства, ввел в нее элементы красоты, права которой он так усердно защищал среди современников. И его талант был признан всеми. Ушаков не только сам беспрерывно трудился, но и стоял во главе всех живописных работ эпохи; надзору «иконника Симона Федорова» поручались всякие работы не только живописные, но вообще требовавшие услуг рисовальщика. Он писал иконы, составлял всевозможные рисунки для стенных росписей, знамен, ювелирных работ, шитья, даже для монет, гравировал, чертил планы, карты…
Лучшие иконы Ушакова находятся в московской церкви Грузинской Богоматери, в приходе которой он и жил.