Система местничества сложилась в Москве в эпоху Ивана III и Василия III, во время (и в результате) массового «наплыва» родовитых людей – князей и бояр, когда личные соглашения великого князя с новым слугой приходилось заменить общей системой оценки служебного достоинства бояр. По В.О. Ключевскому, местничество «ставило служебные отношения бояр в зависимость от службы их предков, то есть делало политическое значение лица или фамилии независимым ни от личного усмотрения государя, ни от личных заслуг или удач служилых людей… Служебное соперничество становилось невозможно: должностное положение каждого было предопределено, не завоевывалось, не заслуживалось, а наследовалось… Каждый род выступал в служебных столкновениях как единое целое; родовая связь устанавливала между родичами и служебную солидарность, взаимную ответственность, круговую поруку родовой чести, под гнётом которой личные отношения подчинялись фамильным, нравственные побуждения приносились в жертву интересам рода». При помощи системы местничества, констатирует В.О. Ключевский, «служилая знать защищалась как от произвола сверху, со стороны государя, так и от случайностей и происков снизу, со стороны отдельных честолюбивых лиц, стремившихся подняться выше своего отечества, наследственного положения».
Таким образом, местничество создавало боярскому сословию «политическое право или, точнее, привилегию на участие в управлении, т. е. в деятельности верховной власти. Этим местничество сообщало боярству характер правящего класса или сословной аристократии». Государь мог пожаловать своих любимых слуг богатством и поместьями, но не родовитостью! Это несколько ограничивало государя в выборе исполнителей своей воли, сдерживало его произвол и часто вносило хаос в систему управления. Поэтому местничество вызывало недовольство со стороны великого князя, предпринимавшего то и дело попытки ограничить местничество (окончательно же оно было отменено лишь в 1682 году по инициативе царя Фёдора Алексеевича). При этом, защищая и консолидируя боярство как сословие, местничество одновременно раскалывало его, порождая межродовые склоки, зависть, соперничество, ослабляя политическое влияние боярства.
«Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна
В 1517 и 1526 годах Московию посетил посол Священной Римской империи барон Сигизмунд Герберштейн. Он более года провёл в Московском государстве и позднее издал «Записки о Московии», – книгу, сразу переведённую на многие языки, многократно переиздававшуюся и ставшую для европейцев важнейшим источником сведений о быте, порядках и нравах московитов.
Вот что писал Герберштейн об отношениях между Великим князем Московским и его подданными: «Властью, которую он имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира… Всех одинаково гнетёт он жестоким рабством… Свою власть он применяет к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него; ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть воля Божия, и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божией… Все они называют себя холопами, то есть рабами государя… Этот народ находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе».
А вот что писал Герберштейн о домашнем быте московитов: «Положение женщин весьма плачевно… Московиты не верят в честь женщины, если она не живёт взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит».
О московском войске начала XVI века посол отзывался не слишком лестно: «При первом же столкновении они нападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясь правила: «Бегите или побежим мы»».
V
Московская Русь (XVI–XVII века)
5.1. Грозный государь: от реформ к опричнине (1547–1584)
После периода междуцарствия и боярского правления, последовавшего за смертью Елены Глинской, на московский престол вступил сын Василия III и Елены Глинской, первый русский царь Иван IV Васильевич (Грозный), в деятельности которого самодержавная тенденция и борьба власти против собственного населения достигли своего апогея.
Выросший сиротой (потеряв отца в три года, а мать – в восемь), в атмосфере придворных интриг, борьбы между боярскими группировками, лести, казнокрадства и переворотов, Иван IV глубоко впитал в себя страх, недоверие к людям, жестокость, желание мести и подозрительность. В Иване причудливо сошлась кровь двух противников, сражавшихся некогда на Куликовом поле: Дмитрия Донского и Мамая (по матери он был прямым потомком Мамая).