История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

В условиях самодержавия, вся политическая жизнь в Петербургской Империи была крайне ограничена как кругом участников (император, его «временщики», придворные и гвардия), так и арсеналом возможных средств (придворная интрига, борьба бюрократических ведомств, фаворитизм, дворцовый переворот и цареубийство). Власть была окружена непроницаемой Тайной. «Доступ к телу» государя имел очень ограниченный круг лиц. Почти вся политически значимая информация в России была строго засекречена. Слухи, сплетни, мифы окружали всю российскую политику, сопровождая бюрократические интриги, фаворитизм, перевороты, народные восстания и самозванчество. Все главные вопросы решалась кулуарно, в тайных комитетах, часто забалтывались бюрократическими инстанциями. Лишь при Николае I самодержавный и чиновничий произвол получил пристойный фасад «законности» благодаря кодификации и изданию всех законов, действующих в России. Это не ликвидировало повсеместного беззакония, но упорядочивало его.

Наряду с заговорами, интригами и фаворитизмом, одной из главных форм общественной жизни в условиях самодержавия становилась непрерывная борьба между бюрократическими ведомствами. «Над схваткой» возвышалась фигура государя, венчающего пирамиду власти: издающего законы, следящего за их исполнением, выдвигающего и смещающего чиновников, управляющего армией, финансами, высшего судьи – никому не подвластного, ничем не ограниченного.

Формально император в России обладал всей полнотой власти. В реальности же он зависел от настроений гвардии, от своих фаворитов, от воли иностранных послов, от придворных интриг. Весь XVIII век неуклонно возрастает политическая роль дворянства, с которым каждый новый государь расплачивался за его поддержку своей власти новыми правами и привилегиями. Когда же это дворянство в лице своих лучших представителей – декабристов – в 1825 году потребовало прав не только для себя, но для всего порабощённого общества и тем посягнуло уже и на саму священную власть императора, Николай I, напуганный революционностью части высшего сословия, вернулся к проверенной петровской политике, при которой главной опорой трона служила бюрократия, армия и чиновничество. Однако и эта «опора» уже не контролировалась царём, который горестно сетовал: «Россией правит не император, а столоначальники».

Когда император слишком далеко заходил в своей политике, противопоставляя свою волю ведущим европейским державам (прежде всего, мировому лидеру – Англии) или собственному дворянству, понемногу осознающему себя политической силой, то это могло для него закончиться весьма плачевно. Известная формула мадам Жермены де Сталь в отношении России: «Самовластие, ограниченное удавкой», как нельзя более точно выражало суть российского абсолютизма. Император всегда был вынужден оглядываться на настроения гвардии, желания помещиков и волю экономически господствующих в мире держав. Пример низложенных и убитых императоров: царя-младенца Ивана I V, Петра III, Павла I всегда был перед глазами августейших особ, сужая поле для манёвра и ограничивая действия монарха. Каждой государь жил «под Дамокловым мечом» возможного переворота, и это ожидание, конечно, корректировало его политику. И сами перевороты и цареубийства, и их постоянная возможность были главной формой общественного влияния и контроля за самодержавием – формой довольно эффективной.

Дворцовые перевороты, фаворитизм, интриги и народное самозванчество – были неизменными и неизбежными оборотными сторонами самодержавного деспотизма. «Сакральность» в глазах народа фигуры царя и строгая засекреченность всей политической жизни в России порождали целую сложную Мифологию Власти. В народе постоянно ходили слухи о том, что данный государь – вовсе не тот, за кого себя выдаёт, а предыдущий, «настоящий» монарх либо не умер, а скрылся до поры и только ждёт часа, чтобы «объявиться», либо не умер, а был убит или исчез при таинственных обстоятельствах. То придворные кланы (в ходе дворновых переворотов), то народные массы (как во время пугачёвского восстания) выдвигали «своих» монархов. Если государство – в лице монарха – непрерывно и беспощадно подавляло общество своим гнётом и терроризировало его, то общество, в свою очередь, отвечало либо дворянскими переворотами, либо крестьянскими восстаниями.