В XVIII веке – наряду с каскадом переворотов, убийств и интриг (в ходе которых за власть боролись не столько принципы, сколько личности), в политике России сохранялся один общий вектор: некоторое смягчение тех «ежовых рукавиц», в которые Пётр I загнал Россию (правда, это смягчение, по преимуществу, касалось высших сословий), расширение прав и привилегий дворянства, ограничение применения смертной казни и пыток (они не были отменены полностью, но публично осуждались Елизаветой Петровной и Екатериной II), разговоры о «законности» (а иногда даже и попытки реально ненамного улучшить судопроизводство) и разговоры о «Просвещении» (а иногда и реальное создание новых учебных заведений и распространение моды на идеи французских просветителей – правда, в очень упрощённом и окарикатуренном виде, безобидном и удобном для самодержавия), отдельные доработки и доделки в системе управления Империей. Все эти мероприятия, не меняя заданного Петром I курса Империи, вместе с тем корректировали и понемногу подтачивали петербургский деспотизм (ибо империя Петра I могла держаться лишь на непрерывном терроре и насилии против общества и малейшее смягчение этого террора угрожало её существованию). В XVIII веке происходят и первые попытки поставить вопрос об ограничении императорской власти. А.Н. Радищев уже в конце XVIII века формулировал: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние».
Однако единственной серьёзной «развилкой» в политическом развитии России за сто лет – от 1725 года (смерти Петра I) до 1825 года (восстания декабристов) – развилкой, когда речь шла не о смене правителей и «временщиков», но о возможной смене самого вектора движения страны, были лишь события 1730 года. В этом году, после внезапной смерти юного внука Петра I – императора Петра II (подорвавшего свой детский организм охотами и оргиями), русский престол вдруг оказался вакантным. На короткий момент реальная власть перешла к Верховному Тайному Совету – аристократическому органу, созданному в короткое правление Екатерины I.
«Верховники» (члены Верховного Тайного Совета) – в основном представители старой боярской аристократии (князья Долгорукие и Голицыны), осознавая катастрофичность и тупиковость петровского пути для России, попытались воспользоваться ситуацией, чтобы ограничить самодержавие и ввести в России конституцию. Эта конституция (под названием «кондиции» (условия)) была навязана приглашённой «верховниками» на русский трон племяннице Петра I, вдовствующей курляндской герцогине Анне Иоанновне. В соответствии с «кондициями» русские императоры, подобно английской королеве, могли бы лишь «царствовать, но не править». Все реальные вопросы управления: война и мир, введение налогов и издание законов, назначение генералов и чиновников и даже замужество государыни, – изымались из её компетенции и передавались Верховному Тайному Совету. «Верховники» полагали, что настало «время, чтобы самодержавию не быть», и желали ввести в стране двухпалатный парламент.
Анна Иоанновна была вынуждена подписать «кондиции», однако, затем, оперевшись на поддержку гвардии и дворянства, ненавидевших аристократов, разорвала «кондиции» и подвергла «верховников» ссылкам и казням (одни умерли в крепости, другие – на плахе). «По просьбам трудящихся» (дворян) самодержавие было восстановлено в полном объёме, а героическая попытка небольшой части общества поставить под свой контроль государственную власть, провалилась. Единственная (если не считать пугачёвского восстания) серьёзная попытка с 1725 по 1825 годы поменять ход развития русской истории, не удалась. Взамен за свою поддержку самодержавия, дворяне получили ряд послаблений (ограничение сроков обязательной службы дворян, отмена ненавистного петровского указа о единонаследии и т. д.). Шанс ограничить абсолютизм в России был упущен. События 1730 года явились последним аккордом двухвековой борьбы между русской аристократией (боярством), выступающей под конституционными лозунгами, и русским самодержавием, опирающимся на поддержку дворянства.
Таким образом, оценивая политическое развитие Петербургской Империи за полтора века, можно заметить, что единственным серьёзным новшеством была непрерывно возраставшая с 1725 до 1825 годов политическая роль дворянства, добившегося широких сословных привилегий, определённых свобод и влияния на управление страной и даже начавшего (в лице некоторых своих представителей) вынашивать конституционные замыслы. Модернизационная политика самодержавия в целом колебалась между жёстким и свирепым «петровским» курсом (с дальнейшим «закручиванием гаек», укреплением «регулярного» государства, наступлением на права дворян) и некоторой либерализацией режима (с внедрением отдельных элементов законности в практику управления, созданием сословных дворянских органов, смягчением государственного контроля над обществом и ослаблением цензуры).