История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Впрочем, как и в случае с «русскостью-немецкостью», «либерализм» и «авторитаризм» самодержцев были весьма относительными и условными. Так, «просвещённая» Екатерина II довела до предела крепостное рабство и распространила его на Украину, а «реакционер» Николай I осознавал необходимость реформ и только желал оттянуть их начало. Необходимость лавировать между потребностями в модернизации армии и экономики, собственными политическими привычками и пристрастиями и желаниями дворянства, обусловливали реальную политику самодержавия. Самодержцы колебались между желанием сохранить в неприкосновенности свою абсолютную власть и желанием модернизировать государство (чтобы сделать его более боеспособным, управляемым и функциональным), и делали ставку то на дворянство (как Екатерина II и Александр I), то на военных и бюрократию (как Павел I и Николай I). Они то призывали «учиться у Европы» правовым нормам и заигрывали с глашатаями движения Просвещения (как Екатерина II, состоявшая в переписке с Вольтером и Дидро), то призывали поставить «умственные плотины» для революционных европейских влияний и заявляли о глубинной связи монарха с народом (как Павел I и Николай I). Цензура то ужесточалась до предела, то немного смягчалась; тайные общества (масонские ложи) то подвергались свирепым гонениям, то – ненадолго дозволялись. Нередко, новый государь, придя к власти, амнистировал жертв предыдущего режима, убирал от управления страной старых, наиболее ненавистных всем вельмож и министров, привлекал свою «команду», раздавая широкие обещания (и пожалования) и… заканчивал тем, что сам начинал гонения на оппонентов, прекращал затеянные реформы, «закручивал гайки» и умирал, «исчерпав кредит доверия» (такое повторялось, например, при Екатерине II, Павле I, Александре I и Александре II).

Даже осознавая необходимость реформ, самодержцы были ограничены, во-первых, собственной внутренней логикой режима (абсолютизм никогда не склонен сам себя ограничивать, пока этого не сделает с ним общество), во-вторых, отсутствием достаточного числа либеральных сановников и бюрократов. Все разговоры о реформах в царствование «республиканца на троне» Александра I тонули, наталкиваясь как на его собственную волю (нежелание ограничивать себя ни в чём), так и на инертную толпу бюрократического аппарата и крепостнического дворянства. В результате, даже у этого монарха, наиболее дальновидного и осознающего необходимость «либерализации» режима и отмены крепостного права, дело не пошло дальше деклараций о намерениях и крошечных шагов (предложение к помещикам самим взять инициативу в деле освобождения крестьян, предоставление в 1815 году Конституции Царству Польскому, входящему в состав Российской Империи, проекты М.М. Сперанского (так и не осуществлённые), проект конституции России Новосильцева (так и не обнародованный), освобождение крестьян в Прибалтике (без земли)). И, наоборот, даже самые завзятые реакционеры (вроде Николая I) осознавали необходимость каких-то преобразований в системе управления и ликвидации крепостничества – но лишь стремились отложить эти мероприятия на возможно более долгий срок.

Можно поэтому констатировать, что самодержавные императоры на деле были весьма ограничены в своих возможностях и действовали в общем направлении, намеченном Петром I: в направлении укрепления абсолютизма, имперской экспансии и регулярных реформ «сверху», слегка подновляющих фасад Державы. Даже в редчайших случаях, – при наличии либеральных намерений императора, желавшего проводить реформы, эти намерения саботировались окружавшими их вельможами и сановниками. И Екатерина II, и Александр I не без оснований сетовали на то, что им «не с кем» проводить свои реформы. Да и реформаторский пыл самих самодержцев быстро угасал: не менять ничего казалось им и легче, и безопаснее. Так Николай I, напуганный восстанием декабристов, польским восстанием 1830–1831 годов и Французской революцией 1830 года, предпочёл все назревшие вопросы социальной и политической жизни, по его словам, «отдать на суд времени». (Суд этот оказался на удивление скорым и суровым!) Видный николаевский чиновник и придворный Модест Корф призывал: «не трогать ни части, ни целого; так мы, может быть, более проживём». Подобные взгляды, весьма характерные для подавляющей части дворянства и бюрократии, способствовали стагнации, разложению и краху существующей системы, всё менее осознающей «вызовы» времени. В то же время небольшая, но активная часть дворян всё более становилась оппозиционной Империи и отчаивалась в возможности «реформ сверху».