История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Женившиеся почти исключительно на немецких принцессах и отдававшие замуж своих царевен за немецких принцев, говорившие и мыслившие «по-немецки», императоры были бесконечно далеки от жизни «завоёванной» и угнетаемой ими русской деревни с её патриархальным бытом и нравами. Весь XVIII век страной поочерёдно правят: шлюхи, воры, душегубы, казнокрады, любовники и любовницы государей, интриганы, хищники-временщики, немецкие конюхи и бароны, гвардейские офицеры и французские лекари и дипломаты, английские посланники и чиновные служаки. Они правят, как умеют и как хотят: грабят казну, играют страной, посылая стотысячные армии невесть зачем на другой край Европы. Беспринципные, беспощадные, развратные, алчные и энергичные интриганы – вот черты тогдашних типичных правителей России. Какой-то «стратегии», «программы», «идеалов» и пр. не было почти ни у кого (за исключением, возможно, Екатерины II) – один только «хватательный рефлекс», жажда власти, славы, обогащения, роскоши, удовольствий, обеспечение личной безопасности в покорённой, порабощённой и терроризируемой самодержавием стране. Имперская верхушка: император, его сановники, двор, гвардия, – вслед за своими предшественниками, ордынскими ханами и московскими князьями, – воспринимали себя как завоевателей и господ огромной незнакомой и враждебной страны, живущих в своё удовольствие как на вулкане, среди нищего, недовольного, ограбленного, ропчущего, бесправного и дикого населения, оплачивающего своим трудом и невежеством их роскошь и новые завоевания. Лишь приумножение собственного богатства и усиление могущества Империи волновало большинство российских самодержцев, воспринимавших всё население как своих холопов и бессловесных рабов.

Что за люди окружали трон в эту эпоху? Восприятие России как «завоёванной страны», в которой власть императора поддерживается военной силой, полицейской опекой и громом военных побед, как страны, служащей источником средств и роскоши, с императором разделяли его сановники – не обременённые моральными принципами интриганы, хищники, коррупционеры, взяточники, честолюбцы (хотя нередко – талантливые администраторы, ловкие дипломаты, хитрые царедворцы и бравые вояки). История XVIII–XIX веков даёт нам несколько типажей «людей государевых», среди которых наиболее распространены следующие. Блестящий фаворит, попавший в «случай» (то есть в милость августейшей особы), часто – через постель государыни или государя, богач, взяточник, вельможа, кутила, развратник, ловкий политик и администратор из гвардейских офицеров (яркие примеры: Александр Меншиков, братья Орловы или Григорий Потёмкин). Или: преданный и жестокий раб, не рассуждающий солдафон, служака, готовый ради императора на всё (Аракчеев). Или: старательный и усидчивый бюрократ, исполнительный, трудолюбивый, образованный, покорный аппаратчик (Сперанский). Или: аристократ-англоман, вынашивающий втайне конституционные планы и мечтающий обуздать деспотизм императора (Дмитрий Голицын и Никита Панин).

Сильно изменился и сам «двор». В первой половине XVIII века (в правление Петра II, Анны Иоанновны или Елизаветы Петровны) его отличали крайняя грубость нравов, сплетни, невежество, карточные игры. Шуты и шутихи веселили монархов низкопробными шутками, а травля медведей оставалась их любимым зрелищем. А во второй половине XVIII – начале XIX веков (при Екатерине II и Александре I) пришли мода на «светскую науку», утончённый этикет, умеренно интеллектуальные беседы и остроты, балы, французскую литературу и философию, изящные танцы. Цинизм, жестокость и грубость остались, но теперь они слегка драпировались хорошими манерами, светскими приличиями и «вольтерьянским» жаргоном. Неизменными, впрочем, оставались дикая роскошь, бесстыдный и беспредельный разврат и непрерывные интриги в борьбе за влияние и богатство, любовь к военной муштре и парадам, фейерверкам и увеселениям. Варварство сохранялось, но оно приняло «цивилизованное» обличие и европейский лоск. Теперь крепостники могли вдохновенно и красиво говорить о человеческом достоинстве, со слезами читать сентиментальные романы, цитировать Вольтера и ставить пьесы на сценах своих крепостных театров. Что не мешало им пороть крепостных на конюшнях, продавать их как скот и насиловать дворовых девок. А самодержцы обличали «деспотизм», одновременно осознавая при этом, что для «успешной борьбы с деспотизмом» им никак нельзя ограничивать собственную «просвещённую» власть, ибо именно в них и их благих намерениях – упование и оплот российской вольности.