История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Тенденции к абсолютизму присутствовали и в большинстве европейских стран (впрочем, в Англии и Франции они закончились революциями XVII и XVIII веков, низвергнувшими тиранию монархов). Однако в этих странах абсолютизму противостояла более или менее сплочённая и организованная оппозиция различных общественных групп, вступающих в союз друг с другом (дворянства, церкви, «третьего сословия»). Европейский абсолютизм шёл на уступки обществу, оговаривая нерушимые права и привилегии подданных и терпел элементы парламентаризма. В России же общество не было организовано (иначе, как государством в целях сбора налогов и несения различных повинностей), а легальная общественная и политическая деятельность были строго запрещены. Монарх считался абсолютным правителем, который (как наиболее ярко показал опыт Екатерины II, Павла I и Александра I), однако, опасался двух «нелегальных», но вполне реальных «крайностей» общественной борьбы: революции крестьян «снизу» (по сценарию пугачёвщины) и дворцового переворота дворян «сверху». Между этими Сциллой и Харибдой и лавировали русские самодержцы, стараясь не доводить до последней крайности крестьян и не злить дворян (которые уже не желали ни сами быть «холопами» императора, ни лишаться своих «холопов»).

Одни из императоров предпочитали в своём управлении империей опираться исключительно на ближайшее окружение и фаворитов (как Анна Иоанновна или Елизавета Петровна), другие делали ставку на личный контроль за всеми делами и использовали, прежде всего, военных и чиновников, непосредственно подчинённых их августейшим особам (как Павел I и Николай I), третьи делали определённые реверансы в сторону «общества», призывая его высказывать своё мнение, но никогда не отдавая ему реальных рычагов управления. (Как Екатерина II, созвавшая в 1767 году, а в 1768 году распустившая без видимых результатов Комиссию по выработке нового Уложения из делегатов, избранных от различных сословий (кроме крепостных), или Александр I, побуждавший дворян проявить инициативу в деле начала освобождения крестьян). Впрочем, даже в последних случаях, и императоры не желали ни с кем реально делиться властью, и общество было так слабо, разрознено, придавлено, что не посягало на их прерогативы.

Русская история до середины XIX века продолжала оставаться мрачным, жалким и унылым «театром одного актёра» – Государства. А попытки вырваться «на сцену» крестьян – в путачёвщину, или дворянских революционеров – в восстании 14 декабря 1825 года – тут же беспощадно пресекались. «Политический класс» в России сводился к узкой группе придворных сановников, высших бюрократов, гвардейских офицеров, европейских посланников и фаворитов, а «политическая жизнь» – к интригам и дворцовым переворотам. В эпоху «просвещённой» Екатерины II образование в России получали 15–20 тысяч человек ежегодно, то есть около 0,05 процента населения. Подавляющая часть народа оставалась неграмотной, бесправной и полностью отчуждённой от политики и общественной жизни, пребывая в области слухов и мифов.

Все государи – от Екатерины I (1725–1727) до Елизаветы Петровны (1741–1761) включительно, сами не управляли, предоставляя, это своим фаворитам, «временщикам».

Фаворитизм расцвёл в России пышным цветом. Меншиков при Екатерине I, Долгорукие при Петре II, Бирон и Миних при Анне Иоанновне, Шувалов, Бестужев и Разумовский при Елизавете Петровне, братья Орловы и Потёмкин при Екатерине II, Сперанский и Аракчеев при Александре I, сменяя друг друга, управляли Россией, нередко отодвигая на задний план царствующих особ и отправляясь друг за другом в ссылку, а то и на плаху.