безупречном мастерстве Жуковского в русском стихе, вряд ли кого
удивит, если я добавлю, что некоторые его переводы английских
современников (из которых никто не принадлежал к великим
мастерам) часто превосходят оригиналы.
Скотта и
занимают в русской поэзии более высокое место, нежели в
английской.
После 1830 г. Жуковский постепенно отходит от слишком
плавной нежности, которая принесла ему такую популярность. Как и
Пушкин в те годы, он стал стремиться к большей объективности, к
дорическим очертаниям и эпической манере. Почти все его поздние
произведения написаны или белым стихом, или гекзаметром. Обеими
формами он владеет с совершенной свободой и разнообразием;
располагает слова в самом «непоэтическом» порядке; прибегает к
самым разрушительным разливам стиха, достигает стиля, о котором
говорят «
стихах напоминает позднего Шекспира. К главным произведениям
этого периода относятся обработки (с немецкого) эпизодов из
избежать всякой сентиментальности. Первый оставляет впечатление
прямого, первобытного, грубого величия; второй – истинно
индийской роскоши красок. Еще более замечательна его обработка в
очень свободных гекзаметрах с анжамбманами
прозаического сочинения немецкого романтика Фуке. Атмосфера
поэмы – оптимистическая религиозность и романтическая
фантастика, близкая к его ранней лирике, но рассказ ведется с
величественной неторопливостью, в истинно эпическом тоне.
Однако главным трудом его старости стал перевод
законченный в 1847 г. Хоть он и не знал греческого и переводил
Гомера с немецкого подстрочника, это шедевр точности и
достоверности.
имеющегося русского Гомера и стала как бы продолжением
Николая Ивановича Гнедича (1784–1833), появившейся в 1830 г.
Гнедич был хороший поэт, написавший несколько
восхитительных лирических стихотворений и русскую идиллию в
стиле Феокрита, которая в то время высоко ценилась. Его
это
славянизмов, с виргилиевским трубным аккомпанементом, с
удивительно изобретательными сложными эпитетами. Это
великолепнейший образец русской поэзии высокого классического
стиля.
славянизмов. Это делает его
библейской историей о повседневной жизни патриархальных царей.
Но Жуковский не сентиментализирует Гомера, и хотя, возможно,
песни о Телемахе и Навзикае ему удались лучше всего, даже в самых
жестоких описаниях резни он дает верное отражение Гомера. Оба
русских Гомера счастливо дополняют друг друга, и если
Гнедича – наше крупнейшее достижение в высокой манере, то
идиллия.
3. ДРУГИЕ ПОЭТЫ СТАРШЕГО ПОКОЛЕНИЯ
Не один Жуковский трудился между 1810 и 1820 гг. над
оттачиванием и усовершенствованием инструментовки русского
стиха.
Рядом с ним в том же направлении работали и другие поэты.
Главный из них, и в течение некоторого времени даже соперник
Жуковского, – Константин Николаевич Батюшков. Он родился в
1787 г. в Вологде, служил в армии, в 1806 г. был ранен под
Гейльсбергом и принимал участие в кампании 1812–1814 гг. По
окончании войны он стал выдающимся и активным членом
«Арзамаса». Сборник его сочинений появился в 1817 г. Вскоре после
этого он стал страдать черной меланхолией. Долгое пребывание в
Италии его не излечило, и с 1821 г. он окончательно стал
душевнобольным. Он прожил в своем родном городе еще тридцать
четыре года, с очень редкими и недолгими светлыми промежутками.
Умер он в 1855 г.
Как и Жуковский, Батюшков был модернистом в стихе и в языке,
продолжателем дела Карамзина и решительным врагом церковно-
славянского языка и архаической грубости. Но в отличие от
Жуковского, который был более романтиком, чем большинство его
современников, и был насквозь пропитан немецкими и английскими
влияниями, Батюшков являл собой чистый восемнадцатый век и был
«латинистом». Он не чужд был «новой чувствительности», но по
природе своей был чувственным язычником. Его учителями были
латиняне и классицисты: римлянин-элегик Тибулл, француз Парни,
Тассо, Петрарка, греческие антологические поэты. Батюшков
стремился сделать русский язык соперником итальянского по
нежности и мелодичности – чего, по мнению современников, он
почти добился. Его русский язык невероятно далек от варварской
мужественности Державина. Он мягок, нежен до изнеженности.
Батюшков написал немного. Несколько элегий и лирических
стихотворений, где язык сентиментализма поставлен на службу
чувственной страсти; несколько элегий более риторического
характера, как знаменитый когда-то