сказать, что это имитация, ибо нужна могучая оригинальность, чтобы, пойдя на
выучку к Гоголю, не пережить жалкого провала. Пожалуй, Белый единственный
из русских писателей, кому это удалось. Роман написан блистательной,
равномерно-прекрасной прозой; эта-то проза прежде всего и поражает
читателя. Правда, это не столько Белый, сколько Гоголь, отразившийся в Белом,
но это всегда Гоголь на самом высоком уровне, что с самим Гоголем случалось
редко.
нем есть человеческий интерес и трагедия воспринимается как трагедия, а не
как орнаментальная штучка шутника. Действие происходит в сельской
местности, в Центральной России. Герой, Дарьяльский, – интеллигент, который
впитал изысканнейшую европейскую и античную культуру, но неудовлетворен
и хочет найти новую правду. От Запада он хочет обратиться к Востоку. Его
оскорбляет баронесса Тодрабе-Грабен, бабушка его нареченной невесты, и это
помогает ему порвать с западной цивилизацией. Он встречает группу крестьян,
принадлежащих к мистической и оргиастической секте Белых голубей; герой
присоединяется к ним и живет жизнью крестьянина. Он чувствует, что его
засасывает их чувственный мистицизм, и хотя у него бывают минуты
экстатического блаженства в новой среде, он ощущает, что его опять тянет к
чистому образу его отвергнутой «западной» любви. Он пробует бежать от
Белых голубей, но его заманивают в ловушку и убивают мистики, опасаясь
разоблачений, которые он может сделать, ускользнув от их чар. Роман этот по
содержанию интереснее большинства русских романов. У него сложный и
отлично распутанный сюжет; живые образы, как у Гоголя, –
охарактеризованные большей частью с физической стороны; живой и
выразительный диалог. Но, пожалуй, особенно замечательны там картины
Природы, завораживающие, пронизанные поэзией. Вся книга пропитана
ощущением монотонной и безграничной русской равнины. Все это, вместе с
блистательно-орнаментальным стилем, делает
самых богатых сокровищами произведений русской литературы.
истории. Тема
формализма петербургской бюрократии и рационализма революционеров,
представлен как точка пересечения опустошительного западного рационализма
и разрушительных сил «монгольских» степей. Оба Аблеуховых, бюрократ-отец
и террорист-сын – татарского происхождения. Насколько
идет от Гоголя, настолько же Петербург идет от Достоевского, но не от всего
Достоевского – только от
всех «достоевских» вещей. По стилю
вещи, тут стиль не так богат и, как и в
безумия. Книга похожа на кошмар, и не всегда можно понять, что, собственно,
происходит. В ней большая сила одержимости и повествование не менее
увлекательно, чем в
машины, которая должна взорваться через двадцать четыре часа, и читатель все
время держится в напряжении подробными и разнообразными рассказами об
этих двадцати четырех часах и о решениях и контррешениях героя.
Белого. Это история его собственного младенчества и начинается она с
воспоминаний о жизни до рождения – в материнской утробе. Она построена на
системе параллельных линий, одна развивается в реальной жизни ребенка,
другая в «сфеpax». Несомненно, это гениальная вещь, несмотря на смущающие
детали и на то, что антропософское объяснение детских впечатлений как
143
повторения прежнего опыта расы не всегда убедительно. Главная линия
повествования (если тут можно говорить о повествовании) – постепенное
формирование представлений ребенка о внешнем мире. Этот процесс передан с
помощью двух терминов: «рой» и «строй». Это кристаллизация хаотических
бесконечных «роев» и четко очерченные и упорядоченные «строи». Развитие
символически усиливается тем, что отец ребенка, известный математик, мастер
«строя». Но для антропософа Белого ничем не ограниченный «рой»
представляется более истинной и более значащей реальностью. Продолжение
символично и может без труда быть прочитано непосвященными. Это самое
реалистическое и самое забавное произведение Белого. Оно развертывается в
реальном мире: речь в нем идет о соперничестве между его родителями –
математиком отцом и элегантной и легкомысленной матерью – по поводу
воспитания сына. Тут Белый в своей лучшей форме как тонкий и
проницательный реалист, и его юмор (хотя символизм постоянно присутствует)
достигает особенной прелести.
А. А. Писарев , А. В. Меликсетов , Александр Андреевич Писарев , Арлен Ваагович Меликсетов , З. Г. Лапина , Зинаида Григорьевна Лапина , Л. Васильев , Леонид Сергеевич Васильев , Чарлз Патрик Фицджералд
История / Научная литература / Педагогика / Прочая научная литература / Образование и наука / Культурология