История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

монархист И. А. Ильин (один из интеллигентов, высланных в 1922 г.);

умеренный социалист Алданов-Ландау, о котором речь пойдет позже, как об

историческом романисте; эсер Бунаков-Фондаминский, самый интересный

представитель националистической демократии, и Федор Степун, пытающийся

примирить социализм и демократию с православной Церковью. Самый

интересный из них, вероятно, Григорий Ландау, автор Заката Европы

(развившегося из эссе, опубликованного в декабре 1914 г.), где он с точки

зрения позитивистской и научной социологии рассуждает об оскудении

европейской цивилизации в результате Великой войны и Версальского мира.

Но, главное, русская политическая мысль вне России не бесплодна, как

художественная литература, и самые интересные ее проявления исходят от

группы молодых людей, до революции безвестных; они называют себя

евразийцами. Евразийцы – крайние националисты, считающие, что Россия

особый культурный мир, отличающийся от Европы и от Азии, – откуда и их

имя. Их идеи частично идут от Данилевского и Леонтьева, но сами они – люди

отчетливо послереволюционной формации. Они принимают Великую

Революцию как непреложный факт – не без некоторой национальной гордости

за ее разрушительное величие, – но подчеркнуто осуждают ее «сознательную

злую волю, направленную против Бога и Его Церкви». Они церковники, но не

«богоискатели» – они стремятся черпать силу от религии, а не отдавать ей все

свои силы. Они практически реалисты и, возможно, оставят след в истории

скорее, чем в литературе. Движение евразийцев особенно значительно и

интересно тем, что оно, несомненно, отвечает некоторым важным тенденциям

внутри России. В литературе евразийцы пока ничем особенно не выделялись;

только один из них, князь Н. С. Трубецкой (сын философа, князя

С. Трубецкого), несмотря на свою склонность к эпатажу, является по-

настоящему одаренным памфлетистом. Его предисловие к русскому переводу

России во мглеГерберта Уэллса – шедевр уничтожающего сарказма.

151

В 1921 г., когда большевики начали свою недолго продержавшуюся

политику уступок, некоторые эмигранты (в основном из крайних

империалистов) сделали «открытие», что большевизм, хоть и интернационален

снаружи, но по сути империалистичен, и начали движение за возвращение на

родину. В результате этого движения, некоторое время субсидировавшегося

Советским правительством, несколько писателей (самый выдающийся из них

А. Н. Толстой) вернулись в Россию и приняли советское подданство. Но в

целом движение не имело успеха. Причиной этого была иллюзорность

советских уступок, но, главным образом, тот очевидный факт, что

сменовеховцы (названные по своей первой публикации Смена вех– отсылка к

ВехамСтруве), за исключением профессора Устрялова, все как один были

платными агентами Москвы и не внушали уважения. В целом эмигранты

остались бескомпромиссно враждебными к коммунизму, и если когда и

произойдет слияние большевизма и национализма, оно пойдет не по тому пути,

который предлагали сменовеховцы.

4

Русская литература внутри России прошла, как и все в стране, через два

равных периода, между которыми пролегал НЭП (новая экономическая

политика). НЭП был провозглашен в 1921 г. и выразился в отказе от

строжайшего экономического коммунизма и в разрешении частной торговли,

которая до тех пор считалась преступным деянием, наказуемым зачастую

смертной казнью. В течение первого периода резкое усиление абсолютной

монополии государства в соединении с повсеместным политическим (и

экономическим) террором и полное разрушение железнодорожного сообщения

сделали жизнь в городах Советской России, особенно в Петербурге, такой

неописуемо ужасной, что попытки просто пересказать факты наталкиваются на

естественное недоверие – кажется невозможным, что человек мог прожить три-

четыре года в таком непрекращающемся кошмаре. В мою задачу не входит

рассказывать о страданиях петербургских жителей (в Москве, где находилось

правительство, и которая была ближе к хлебородным районам, условия были

чуть-чуть лучше). Писатели страдали меньше, главным образом благодаря

«просветительским» затеям Горького, но и они месяцами жили на осьмушке

хлеба в день – да и эта осьмушка не всегда им доставалась. Большинство

провели зимы 1918 и 1919 гг., не вылезая из шуб, потому что топлива не

хватало еще более, чем еды. Условия литературной жизни в Петербурге в 1918–

1920 гг. живо описаны в Сентиментальном путешествииВиктора Шкловского.

Писание денег не давало, потому что за 1918 год все частные издательства

вымерли и государство практически монополизировало печатное дело. Для того

чтобы выжить, писатели должны были работать над переводами для

горьковского предприятия под названием «Всемирная литература», или в

театрах, или читать лекции в разных заведениях. Да и за это их рацион

увеличивался незначительно. Книги с датой выпуска 1919 и 1920 очень редки,

особенно если выпущены не Государственным издательством (Госиздатом), и в

будущем, вероятно, будут приманкой для коллекционеров. Книгопечатание не