История русской литературы X—XVII веков

Агиограф в начале жития (что особенно характерно для памятников панегирического стиля) говорит о своих писательских возможностях с крайней степенью самоуничижения. Вот что пишет Епифаний в одной из тирад такого рода: «Аз бо есмь умом груб и словом невежа, худ имея разум и промысел предоумен, не бывшу ни во Афинех от юности, и не научихся у философов их ни плетения риторска, ни витийских глагол, ни Платоновых ни Арестотелевых бесед не стяжах (не освоил), ни философия, ни хитроречия не навыкох, а спроста отинудь весь недоумения наполнихся»[337]. Авторские признания в своей неучености, невежестве, в своей простоте противоречат остальному тексту произведения, в котором его ученость, эрудиция и умение владеть риторическими приемами проявляются в полной мере. Это искусный литературный прием, направленный все к той же цели — прославить, возвеличить святого. Если автор жития, блещущий в своем произведении и ученостью, и риторским искусством, не устает повторять о своем ничтожестве, то читатель и слушатель жития должен был чувствовать себя особенно ничтожным перед величием святого. Кроме того, авторские признания о своей неучености и литературной беспомощности, противоречащие действительному тексту, написанному этим самым автором, должны были создать впечатление, что все написанное — некое божественное откровение, наитие свыше.

В «Житии Стефана Пермского» Епифаний достигает настоящей виртуозности в восхвалении Стефана. Выбор поэтических средств, композиционное строение текста у Епифания — строго продуманная, тщательно отработанная литературная система[338]. Традиционные поэтические приемы средневековой агиографии у него усложнены, обогащены новыми оттенками. Многочисленные амплификации[339], нанизывание одних сравнений на другие, перечисление в длинных рядах варьирующихся традиционных метафор, ритмика речи, звуковые повторы придают тексту особую торжественность, эмоциональность и экспрессивность. Вот, например, одна из характеристик героя, начинающаяся с авторского самоуничижения: «Да и аз многогрешный и малоразумный и последуя словесем похвалений твоих, слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи, и от словес похваление собирая и приобретая и прилетая паки глаголя: что еще тя нареку? — Вожа заблуждшим (путеводителя заблудившимся), обретателя (спасителя) погыбшим, наставника прельщеным (соблазненным), руководителя умом ослепленым, чистителя оскверненым, взыскателя (собирателя) расточеным, страха ратным, утешителя печальным, кормителя алчущим, подателя требующим, наказателя (наставника) несмысленым...» и т. д.

В первой из приведенных цитат мы встречаем выражение «плетения риторска», во второй — «слово плетущи». Это определение характера писательского труда, как «плетения словес», неоднократно повторяемое Епифанием, удачно отражает орнаментальность, словесную изощренность стиля Епифания и экспрессивно-эмоционального стиля вообще.

«Плетение» похвалы святому — основная цель и задача «Жития Стефана Пермского». Но все же в этом пышном похвальном панегирике просветителю Пермской земли встречаются и жизненные зарисовки, и исторически конкретные факты. Особенно выделяются эти стороны «Жития» в описаниях быта пермяков, в рассказах об их идолах, об их охотничьем искусстве, в рассуждениях Епифания об отношениях между Москвой и Пермью. Центральная, наиболее обширная часть «Жития» — рассказ о борьбе Стефана с пермским волхвом Памом — носит сюжетный характер, насыщена бытовыми зарисовками, живыми сценами.

Второе сочинение Епифания Премудрого — «Житие Сергия Радонежского» — носит более повествовательный характер, чем «Житие Стефана Пермского», стилистически оно значительно проще, более насыщено фактическим материалом. Целый ряд эпизодов «Жития Сергия» имеют своеобразный лирический оттенок (рассказ о детстве отрока Варфоломея — будущего Сергия, эпизод, повествующий о просьбе родителей Сергия не уходить в монастырь до их смерти, чтобы было кому помочь им в старости, и т. п.).

Если в «Житии Стефана Пермского» Епифаний показал себя виртуозом-стилистом, то в «Житии Сергия» он представал, кроме того, мастером сюжетного повествования. «Житие Сергия» пользовалось большой популярностью у средневековых читателей и дошло до нас в большом количестве списков.

Пахомий Логофет.