История с Живаго. Лара для господина Пастернака

«Наше тревожное и беспокойное настроение рассеивали ребята. Они под предводительством Ирки (мы ее стали называть «Тимур и ее команда») приезжали по вечерам к Б. Л., а ему так важно было знать: его по-прежнему любят и уважают, им восхищаются, гордятся».

«Когда молодежь приезжала, Б. Л. с удовольствием сидел с ними в кузьмичевской комнатке, разговаривал. А потом они все его провожали по тропинке между нашей изгородью и окном, через длинный мост над Измалковским озером, под старыми ветлами. Б. Л. был возбужден, много говорил, по-детски неприкрыто радовался, что его любят, и особенно привязался за это время к Ирине.

Как раз в те дни он подарил ей любительский киноаппарат, и она хоть и неумело, но сняла одну из таких прогулок. Осталось несколько кадров, на них Б.Л. такой живой, такой близкий, что трудно этот, к счастью, сохранившийся у нас «фильм», смотреть без слез».

Позднее эти кадры их семейного архива были использованы в документальном фильме О. Агишева.

Наступил момент, когда жизнь этой пары вошла в более спокойное русло, в маленьком домике в Переделкино Ольга и Борис Леонидович часто принимали многочисленных гостей и так называемых «друзей», среди которых были и завистники. Бывало, приезжал Гейц Шеве, корреспондент западногерманской газеты «Ди Вельт», и Рената Швейцер: переполненная платонической любовью к писателю, она бросалась ему на шею, к чему Ольга относилась с пониманием, в отличие от самого Бориса Леонидовича, которому казалось, что Ольга страшно его ревнует.

Глава 23 Гонорары

История с «Доктором Живаго» имела продолжение и в виде незаконного в те годы получения гонорара. Ольга Всеволодовна рассказывала, как Москву посетили французские туристы и неожиданно для Бориса Леонидовича привезли на его дачу 20 000 рублей советскими деньгами. И он сразу же нашел Ольгу и передал ей часть этих денег, чтобы она смогла закрыть некоторые свои финансовые проблемы и вообще избавиться от постоянного безденежья.

Вслед за первым гонораром последовали новые порции денег.

Вот, что пишет об этих событиях Ольга Ивинская в своей книге «В плену у времени: годы с Борисом Пастернаком»:

«Последняя денежная эпопея произошла вскоре после смерти Б. Л. и была связана с туристами, супругами Бенедетти. Они пришли на Потаповский, и для объяснения с ними я вызвала из Переделкина знавшую французский Иру. Ехала она неохотно, будто предчувствуя беду.

Бенедетти передали мне письмо от Д’Анджело, издателя романа. Он уверял меня, что посылает лишь половину денег, которые он должен вернуть Пастернаку (полмиллиона советских рублей в старых деньгах). И злополучные туристы вынули из чемодана рюкзак с деньгами. Как ни умоляла я их забрать рюкзачок с собой – они не могли себе уяснить, что человек может отказаться от собственных денег.

– Вы не имеете права отказываться, – говорили они, – эти деньги вы должны израсходовать на достойный памятник Борису Пастернаку и на помощь тем людям, которым бы помог он сам; да и потом, это частный долг, и мы обещали Д’Анджело его обязательно доставить, что было для нас очень трудно.

И, откланявшись, супруги Бенедетти удалились. Я, Ира, Митя с ужасом смотрели на рюкзак…

После моего ареста к Мите явился приехавший по туристической путевке Д’Анджело. В руках его были две объемистых сумки. Не зная об их содержимом, Митя догадывался, что там опять могут быть деньги. Между тем наш с Ирой арест скрывался от мира, так что в квартире даже посадили женщину, чей голос был похож на Ирин, а Митю предупредили о необходимости соблюдать тайну (пообещав, что при этом условии нас отпустят). Но Митя оказался на высоте: он сумел сообщить Д’Анджело о нашем аресте и выпроводить его с одной из сумок вон из квартиры. Когда вслед за этим сидевшие в засаде люди ворвались в комнату за оставленной сумкой – там оказались лишь приведшие их в ярость присланные Джульеттой нейлоновые юбки и помада. Позднее стало известно, что в унесенной сумке у Д’Анджело был остаток долга Пастернаку – вторые полмиллиона рублей… Подчеркиваю (это очень важно), во всех без исключения случаях деньги были советские; ни гроша в иностранной валюте мы и в глаза не видели.

– Ну вот, теперь мы пропали, – пророчески сказал наш Гейнц Шеве, когда на следующий день я рассказала ему о визите Бенедетти.

А все же, думалось нам, не могут же власть имущие не понимать, что на такой путь получения гонораров за «Живаго» они сами нас толкнули».

Бориса Леонидовича не стало 30 мая 1960 года.

«Шестнадцатого августа у нашей маленькой дачки стояли в ряд служебные машины КГБ. На двух дачах сразу начался обыск. Тут, я помню, объявился Митька, больше всего боявшийся, что передо мной откроются его мелкие шашни. Его задержали в магазине, где он на выпрошенную у меня «для дела» сотню купил две какие-то бутылки со спиртным. Митя сидел виноватый, потупив голову. А у меня замирало сердце от жалости к нему, от предчувствия разлуки. Вспоминались все перипетии, когда он еще малышом был свидетелем моих злоключений».