История с Живаго. Лара для господина Пастернака

Когда Ты была Любимой —
любимей любимых прочих,
Атоса я был крахмальней,
нежнее, чем Арамис.
Я видел свою Судьбу, как
поспешный и жирный прочерк
в подлунной библиотеке
Твоих золотых страниц.

* * *

Когда ты была Любимой —
до дрожи, до тла, до корчи,
платеж был – какой там Гамбург! —
ходила в карат слеза!
Когда Ты была Любимой,
я вывелся, не докончив:
«Я завтра еще не умер,
мы встретимся послe за…

* * *

…что чтой-то сдвинулось в евгенике
землятрясенья наподобие,
что ни хера, Чернусь, не гений ты,
и волчий хуй тебе от Нобеля…

Тем не менее, учеба в литературном вузе имени главного пролетарского писателя Горького давалась ему нелегко. И надо сказать «спасибо» Ольге Всеволодовне, что он не вылетел из этого института еще на первом курсе. Она неоднократно выручала его перед экзаменом, выправляя его «желторотую писанину», которую коротко можно обозначить так: что на уме – то и на языке.

Так случилось, что знаменитая дача в Луговой после смерти Ольги Всеволодовны была выкуплена именно Стеллой, за чисто символическую сумму. И Чернусь, уже попробовавший себя в качестве барда, проживает там и по сей день. Если собираются друзья-товарищи, он не упускает момента и возможности намекнуть, что дом этот – непростой, и люди здесь бывали – знаковые…

Так вот, когда я задумал роман – вспомнил обрывки разнообразных эпизодов, где Чернусь хвастал веселыми деньками юности, прогулянными им в Луговой. В какой-то момент я подтолкнул его к написанию рассказа и про дачу, и про те самые деньки. Подтолкнул – и забыл, а как подошло время, пришлось надавить, чтобы он все-таки что-нибудь изложил.

И вот перед вами зарисовки, написанные в той излюбленной стилистике, которую он считает своим собственным изобретением, подредактированные мною совсем немного.

«Летом 74-го года моя мама, Чернусь Стелла Пет-ров-на, была безудержно влюблена в Дмитрия Алексан-д-ро-вича Виноградова, сына Ольги Всеволодовны Ивинской. Это стоило того – неронообразный (не пугайтесь, это образец того самого стиля) Митечка, брутальный и античный, и мама моя – хрупкая, нежная и влекущая. Это была одна из самых значимых пар в светской жизни столицы – дамы завидовали маме, кавалеры – Митечке… И вот, спустя год гражданского брака решили мои тогдашние родители справить это вопиющее событие поездкой куда бы то ни было. Честь принимать столь звездную пару выпала Таллинну с окрестностями. Но мальчику (типо я) должен быть уход и пропитание. Выход был найден неподалеку. Митечкин ротный старшина по паспортным данным – Чубуков Александр Батькович, подпольная кличка – Шурок, был рекрутирован вышеозначенной парой на предмет побыть Савельичем при Петруше на время вкушения плодов неземных. Шурку были выданы средства в кол-ве 150 р. на две недели отсутствия на тот момент неразделимой пары в составе Стелла-Митечка, не утерявшей сумасшедшей любви, что являлось опровержением уравнения: ОДНА ПАРА + ОДИН ГОД = РАЗЛУКА БЕЗ ПРЕТЕНЗИЙ И СОЖАЛЕНИЙ!»

«Я, к тому времени, бесславный ублюжонок неполных 16-ти лет, будущий клиент ДКМ (детская комната милиции) скентовался со всей луговской урлой вот на какой предмет: Ольга Всеволодовна бесподобно курила. Курила она SALEM-120. Но как!!! Делала 3–4 затяжки и гасила. И так в день уговаривала до половины блока! Я собирал бычки, ростом с вполне себе сигарету, засовывал в пачку и угощал урлу… Ольга Всеволодовна, не стесненная в то лето в средствах (вышла книга ее переводов ирано-таджикской поэзии в издательстве «ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» в расчете 2 рубля за строчку). Так я попал под щедростный и благодатный дождь благодеяний этой невероятной Женщины!»

Каждое утро Ольга Всеволодовна снабжала Чернуся тремя рублями, приговаривая:

– Сирота, – такое у Чернуся образовалось прозвище, – купи себе чего-нибудь.

А между тем, она не забывала кормить его обедом и даже ужином, так что он жил при ней, как у Христа за пазухой.

Вот еще его рассказ об одном эпизоде из их дачной жизни: