В бесчувственном от опьянения состоянии, развалившись на завалинке лежало полуживое тело Митьки. Как только Николай, приблизившись, вцепился руками в Митьку и стал его тормошить, как вдруг где-то под крыльцом грозно зазвенела цепью Митькина собака Барбос. Барбос, сорвавшись с цепи, мигом выскочил из-под крыльца и остервенело, оскалив зубы, с яростным лаем набросилась на Николая. Николай опешил, испугавшись собаки хотел было убежать, трусцой побежал на дорогу. Тут-то и произошло то, что для Николая явилось болью и позором. Барбос, настигнув отбегающего Николая цепко ухватился зубами за Николаеву овтоку и рванув выхвалил у Николаевых штанов полштанины. Под ликующий, охающий рёв смеха толпы, Николай остановился и созерцая то, как Барбос с лоскутом его штанов победоносно «Не тронь моего хозяина», убегал к своему дому. А растерявшемуся от такого исхода, болезненно морщась растирал ладонью укусанное место на ягодице, на которой через «окно» в штанине виднелся багровый полукруг собачьего укуса.
— Что в черти хохочите, у человека горе, а вы злорадствуете! — укрощая пыл неуместного смеха, проговорил на шум, вышедший из дома Фёдор Крестьянинов.
— Видно сами в такой просак не попадали вот и смеются над чужой бедой! — растерянно проговорил Николай, загораживая ладонью голое тело.
— Тебе Николай, может штаны вынести, чтобы бесстыдно до дома-то дойти? — предложил свою услугу Фёдор.
— Нет, Фёдор Васильич, спасибо, не надо, я и так доплюхаю.
И Николай, прихрамывая на одну ногу медленно потащился по дороге, не снимая ладони с прорехи на своём заду. Разъярённая самогонным угаром и смехом, толпа долго сопровождала Николая повальным хохотом, поджимая животы, предстерегаясь как-бы не развязались пупы.
Возвращение Федьки, его знакомство с Дуней
Федька Лабин, вновь в село явился накануне Троицы. Возвращаясь из Крыма, где он был на излечении панариция, во время пересадочного периода на Курском вокзале, случайно встретился с Яшкой Дураковым.
— Ба-а! Кого я вижу, — воскликнул Федька, завидя Яшку. — Вот уж действительно мудра русская пословица: «Гора с горой не сходится отменно, а человек с человеком сойдутся непременно!», — по-своему перефразив пословицу, процитировал Федька.
На радостях, они безобидно и беззлобно обозвали друг друга свояками и стали обсуждать своё бытьё. Федька на Яшку не имел никакой злобы, а наоборот, за то, что когда-то Яшка подарствовал ему за бесценок продав «Бульдог», из-за этого-то Федька и относился к Яшке снисходительно, да и Яшка на Федьку (из-за испорченной им Наташки, которая впоследствии была его женой) тоже не имел «зуба».
— Федьк, а тогда я всё же сплоховал, допустил промах, — сидя на привокзальном диване, сказал Яшка.
— Какой промах? — настороженно спросил его Федька.
— А помнишь, когда я продал тебе свой бульдог, он бы мне сейчас во как пригодился. Продай мне его обратно? — с наивностью обратился к другу Яшка.
— Ты что? Опупел что ли? Да он мне нужнее, чем тебе спонадобиться к делу!
Никого из своих сельских не боялся Яшка, а перед Федькой трусил. Продолжать беседу с Федькой дальше, Яшке не было смысла, и он, даже не попрощавшись отошёл от Федьки и вскоре затерялся в суматохе людской сутолоки. А Федька, зайдя в привокзальный буфет закупил пачку папирос «Трезвон» и заказав три стакана чая с булочкой, важно расселся за столиком. Чтобы изобразить из себя важную персону, и чтобы люди не подумали, что у этого достопочтенного гражданина, в кармане денег осталось чуть-чуть добраться до дома (он ехал транзитно), он закурил и важно развалившись, изо рта откуда поблёскивал золотой зуб, пускал замысловатые кольца дыма. Сидя здесь, в ожидании своего поезда, на Нижний Новгород, Федька располагая временем, никуда не выходил, а время препровождал здесь в помещении буфета, тем более, что его никто не имел права согнать с занимаемого им стула, ведь всё же он покупатель, а не просто заниматель сиденья, на что указывало три стакана, заказанных им, стоящие перед ним на столике буфетного зала.
Явившись в родное село, Федька первым-перво, пристрастился к выпивке, благо был двухдневный Троицкий праздник. Первый день он, напившись изрядно провёл время с товарищами-парнями. На второй день искал где-бы опохмелиться, а башка трещит вот-вот расколется. Федька зашёл к своему другу Гришухе, спросил:
— Нет ли какой хакы опохмелиться?
— А что это за хака? — спросил его Гришухо.
— Ну, денатурки по-вашему!
— Имею про запас для лечения, — вступила в разговор Гришухина мать.
— Давай её сюда! — бесцеремонно попросил Федька.
— Так её же пить нельзя, а только на растиранье, видишь, на бумажке-то череп и две косточки нарисованы, и слово «Смертельно!» написано, — хотел урезонить товарища Гришуха.
— Гм, чудаки. Деревенщина лапотная, этот рисунок на бутылке правильно понимать надо. Вот гляди, что здесь нарисовано, череп — это значит, содержимое бутылки благодатно на череп действует, значит кровь по всему телу разгоняет и косточки разминает, — с чувством знатока, самоуверенно, с весёлой улыбкой пояснил Федька о хаке.