История Смутного времени в России в начале XVII века

Зборовский, извещенный об опасности, угрожающей Иосифову, вошел в сношение с Казановским. Оба вождя уговорились соединиться девятого мая под Царевым-Займищем и вместе идти к Иосифову, но участь защитников обители была уже решена прежде прибытия их.

Дух своеволия и разномыслия не оставлял закоснелых тушинцев, укрывавшихся за стенами монастырскими. Одни желали оставаться там в ожидании требованной помощи; другие изъявляли намерение пробиться сквозь неприятеля. После жарких прений мнение последних превозмогло. Очистив монастырь, достаточно снабженный орудиями и запасами, все шумной толпой выступили в поле и расположились лагерем. Тут опять возникли новые раздоры: одни хотели идти в Калугу к самозванцу, другие в Смоленск к королю. Поляки, занятые междоусобием, не приняли даже обыкновенных мер предосторожности, дабы обезопасить свой лагерь: никто не хотел выехать на стражу. Делавиль, извещенный через перебежчика о столь непростительной небрежности, поспешил ею воспользоваться. Взяв с собой двести французов и пятьсот конных русских, он ночью сильно ударил на беспечных неприятелей и так разгромил их, что из всего отряда Руцкого спаслось не более трехсот человек, успевших достигнуть Царева-Займища¹⁵⁰. После сего подвига Делавиль и Валуев беспрепятственно заняли Иосифов¹⁵¹. При сем случае возвращен из плена митрополит Филарет и отправлен в Москву¹⁵².

Делавиль, оставив Валуева в Иосифове, возвратился к Горну, который в сопровождении князя Хованского выступил к Белой в надежде покорить сей город при помощи тайных сношений с некоторыми из тамошних обывателей¹⁵³. На пути войско царское везде встречало самые дружеские расположения в сельских жителях, оскорбленных неистовствами поляков и казаков. Крестьяне охотно доставляли продовольствие и даже обещались собрать деньги на жалованье иноземцам. Со всем тем предприятие не удалось. Оборона Белой поручена была завоевателю ее Гонсевскому. Несмотря на то что при нем было только несколько сотен поляков и тысяча казаков, он встретил Горна и Хованского под стенами города. Двадцать шестого мая завязался упорный бой, прекращенный только темнотой ночи. На следующий день шестнадцать французов перешли к Гонсевскому и уведомили его, что некоторые из белян уговорились с царскими воеводами поджечь стену во время предположенного приступа. Гонсевский приказал схватить всех оговоренных. Горн и Хованский, не ведая еще о расстройстве замысла своего, двадцать восьмого числа пошли на приступ. Нападающие с нетерпением, но вотще ждали пожара. Стена не дымилась, и они, убедившись наконец, что нечего им полагаться на содействие белян, отступили, потеряв более ста человек. Сия неудача и полученное Горном и Хованским известие, что казаки Казановского в тылу отбили их обоз, побудили сих вождей обратиться в следующую ночь назад к Зубцову¹⁵⁴. Они отступили вовремя, ибо уже им угрожала новая опасность со стороны Смоленска¹⁵⁵.

Известия, получаемые в королевском стане, согласовались в том, что на выручку Смоленска собиралось уже в Можайске царское войско, которое, при содействии отряда князя Хованского и Горна, легко могло подавить польские отряды, оберегавшие Смоленскую дорогу. Отряды сии расположены были следующим образом: полковник

Казановский с восемьюстами человек стоял в Вязьме, имея перед собой в Цареве-Займище Дуниковского с семью сотнями человек; в Шуйском находился Зборовский с тремя тысячами тушинских поляков и с казаками Заруцкого¹⁵⁶. Всего-навсего было, может быть, не более шести тысяч человек, но и от тех нельзя было ожидать дружного действия, как потому, что над ними не было общего начальника, так и по обычному своевольству тушинцев. Король почел необходимым хоть несколько усилить сии войска и приказал коронному гетману Жолкевскому отправиться для соединения с ними, взяв с собой девятьсот восемьдесят конных поляков и тысячу пехоты. Сигизмунд полагал, что самые тушинцы устыдятся не слушаться вождя знаменитого, каковым был Жолкевский, как по званию своему, так и по личному достоинству¹⁵⁷. Гетман несколько колебался принять предлагаемое ему поручение; предводительствовать горстью людей было несовместно с его званием и к тому же казалось невероятным столь малым числом войска успеть удержать стремившегося к Смоленску сильного неприятеля; однако ж, с другой стороны, он наконец рассудил, что, подвергаясь опасностям неравного боя, он мог иметь более случая с пользой и славой оказать заслугу своему Отечеству, чем оставаясь под Смоленском безмолвным свидетелем им вовсе не одобряемой осады¹⁵⁸. Пока Жолкевский, решаясь на предприятие трудное, собирался в поход, получено донесение от Гонсевского о подступлении Горна и Хованского под Белую. Король, опасаясь, чтобы город сей, по причине малолюдства своих защитников, не попал во власть неприятеля, усилил гетмана еще пятью сотнями польских всадников и предписал ему немедленно идти не на Вязьму, как прежде предполагалось, а прямо к Белой, на помощь Гонсевскому.