Казалось, что Валуев держал всех своих людей в окопах. Вне оных показывались только около ста всадников, да и те разъезжали под самыми окопами. По-видимому, плотина оставалась без защитников. Однако ж гетману, тщательно осмотревшему местность, показалось невероятным, чтобы противник его вовсе отказался воспользоваться ею для оспоривания переправы. В особенности он подозревал, что кроется засада в густом кустарнике, прилегающем к оконечности плотины, и потому, для большей предосторожности, он накрепко запретил своим выходить или выезжать на плотину. Опасения его были основательны. В самом деле, Валуев засадил несколько сотен стрельцов как в кустарнике, так и в промоинах, находившихся по бокам плотины, в надежде, что неприятели по примеру предыдущего дня беспечно вскочат на плотину и подадут случай засевшим стрельцам нанести им значительный урон. Но так как поляки, удерживаемые предусмотрительностью гетмана, не показывались на плотине, то стрельцы, соскучившись, стали из промоин перебегать друг к другу и тем дали стоящим на страже полякам возможность их заметить. Тогда гетман признал необходимым немедленно очистить проход. По его приказанию пехота стала в ружье и начала стройно наступать по плотине. Между тем несколько сотен спешившихся казаков спустились в прорванный пруд и тихо потянулись вдоль прикрывающей их плотины, не быв примечены стрельцами, внимание коих было устремлено исключительно на выходившую на плотину польскую пехоту. Казаки, поравнявшись со стрельцами, из-под плотины выскочили на нее и стремительно ударили на стрельцов, которые, пораженные внезапным нападением со стороны, откуда они не ожидали неприятеля, стремглав побежали в кустарник. Польская пехота перебралась через спуск, несмотря на разломанный мост, и живо преследовала бежавших через кустарник до самой равнины, находившейся перед станом царского войска. Валуев на выручку стрельцов немедленно вывел из окопов три тысячи человек конницы и пехоты. Бой начал принимать другой оборот. Польской пехоте, поражаемой ружейным огнем с башен стана и теснимой превосходными силам, трудно было держаться без содействия своей конницы, которой за разрушением моста невозможно было переправиться через спуск. Но стараниями гетмана мост был поспешно исправлен, и тотчас же тысяча польских всадников переправились по нему и вступили в дело. Валуева воины, в свою очередь, дали тыл; некоторые из них возвратились в окопы, другие же помчались мимо окопов и скрылись в лесу. Впрочем, с обеих сторон урон был незначителен. Гетман, оставив отряд за плотиной на правом берегу речки для сохранения за собой переправы, сам возвратился в свой лагерь.
На другой день Жолкевский со всем войском переправился за речку, обошел окопы и расположился в тылу оных, в лесу на Можайской дороге. Здесь получил он важное подкрепление. Зборовского тушинцы, услышав, что он уже сражается с царским войском, устыдились своего бездействия, когда их братья были в опасности, и поспешили соединиться с ними174
. Гетман, созвав их в коло, сам приехал благодарить за усердие. Они приняли его молчаливо, без обыкновенных восклицаний, и отозвались, что готовы служить королю, только требовали, чтобы он непременно обязался обещанные деньги доставить им в течение недели. Гетман отвечал, что деньги будут присланы неукоснительно, но что по военным обстоятельствам никакого срока определить нельзя. Впрочем, он написал королю, чтобы поспешал с высылкой сих денег, дабы не подать тушинцам повода к новому неповиновению.С присоединением Зборовского у Жолкевского находилось в сборе до одиннадцати тысяч человек, следственно, он уже был сильнее Елецкого и Валуева. Некоторые из поляков советовали гетману воспользоваться сим превосходством, чтобы немедленно напасть на стан царских воевод, но искусный вождь не одобрил сего предположения175
. Он рассудил, что русские тогдашнего времени, противники слабые в открытом поле, в укреплениях защищались как львы; что окопы их были устроены весьма хорошо и что выбивать их оттуда было делом трудным и даже опасным. Решившись действовать осторожнее, Жолкевский принял в соображение полученные от пленных известия, что в русском стане нуждались в продовольствии и что других съестных припасов не было, кроме того, что оставалось от привезенного каждым в ранцах и саквах. Стоило только воспрепятствовать подвозам доходить до русского отряда, чтобы в непродолжительном времени принудить его к сдаче. Гетман сделал сообразные сему распоряжения. От стана своего он вывел по лесу, прилегающему к левой оконечности русских окопов, ряд острожков, прикрытых рвом. В каждом острожке помещались до ста человек. Не только пехота и казаки, но даже к коннице принадлежащие пахолики были употреблены на сию службу. Укрепления сии перерезали все дороги, по коим русские могли ожидать подвозов, а одно из них препятствовало им даже ходить за водой.