История Смутного времени в России в начале XVII века

Оба войска, соединившись при Коломенской заставе, двинулись к Угрешскому монастырю в надежде захватить там самозванца. Но злодей уже был предварен о подступлении гетмана москвитянином, ушедшим из столицы. Сам он, Марина и находившиеся при ней женщины вскочили на коней и поспешно отправились через Серпухов в Калугу в сопровождении нескольких сотен донских казаков, предводительствуемых Заруцким. Казацкий атаман сей, после разгрома Тушинского стана передавшийся Сигизмунду и сопровождавший гетмана от Царева-Займища до Москвы, по прибытии к столице снова отъехал к Лжедимитрию из негодования на Жолкевского, не удовлетворившего честолюбивому его желанию получить главное начальство над русским войском, соединившимся с королевским, и вместо него вверившим сие начальство Ивану Михайловичу Салтыкову²³¹.

Когда гетман узнал об удалении самозванца, сей имел уже шесть часов переду. Нельзя было надеяться настигнуть его, поэтому под вечер соединенное войско возвратилось в столицу²³². Москвитяне остались в городе, а Жолкевский со своими полками вышел на Звенигородскую дорогу и стал лагерем в селении Карамышеве, в семи верстах от Москвы²³³.

Первым следствием бегства самозванца было рассеяние собранного им под Москвой войска. Знатнейшие из русских его приверженцев, бояре князь Михайло Самсонович Туренин и князь Федор Тимофеевич Долгорукий да князь Алексей Сицкий, Александр

Нагой, Григорий Сунбулов, Федор Плещеев, князь Федор Засекин и дьяк Петр Третьяков приехали к Жолкевскому с объявлением о готовности всех прочих присягнуть Владиславу, но просили его ходатайства о сохранении им боярства и других чинов, жалованных им Лжедимитрием²³⁴. Гетман принял их ласково и всемерно старался уговорить бояр, чтобы они приняли приехавших братски и признали носимые ими звания. Он с некоторой предусмотрительностью полагал, что такое снисхождение будет служить приманкой для других приверженцев самозванца, начальствующих во многих еще ему подвластных городах, и, вероятно, много ускорит покорение сих мест. Но бояре с твердостью отвергли сие предложение, в особенности несообразное с духом местничества, ибо самозванец возводил в бояре даже таких людей, которые по роду своему вовсе недостойны были сей почести. К тому же сохранение чинов, злодейской службой полученных, казалось им опасным поощрением к измене и разврату. Должно признаться, что трудно было бы им решиться признать равными себе бессовестных разорителей Отечества. Правда, что по смерти Отрепьева никто не утратил жалованных им чинов. Но сей пример не мог быть применен к настоящему случаю. Управление Отрепьева, всей Россией признанного за истинного царя, имело, по крайней мере, некоторый вид законности и порядка. Напротив, власть, присваиваемая Тушинским вором, могла только уподобиться распоряжениям разбойнического атамана. Итак, московские сановники не без основания ограничились объявлением прощения последователям самозванца и возвращением им чинов, коими они пользовались до отъезда своего к Лжедимитрию. Но тушинцы, как то предвидел гетман, остались недовольными, и многие из них опять отправились в Калугу. Туда же поехал с согласия самого гетмана и царь Касимовский, увлеченный отеческой нежностью к сыну, находившемуся при самозванце²³⁵.

Сапегины поляки положили между собой оставаться в Коломенском до девятнадцатого сентября в ожидании королевского ответа на посольство, отправленное ими под Смоленск²³⁶. Донские казаки, служившие самозванцу, присягнули Владиславу шестого сентября. Из прочих русских Коломенского стана иные явились с повинной в Москву, другие разбрелись по разным сторонам, а некоторые возвратились к ложному царю своему в Калугу.