Того же числа был суд над потерявшими хоругвь – поручика приговорили к смерти, а 72 гайдукам предоставлено заслуживать вину свою в голове атаки, когда пойдут на приступ. Но и прежде того должен получить прощение тот из них, который бы до приступа еще отнял хоругвь у неприятеля или сделал какой значительной подвиг.
28. Читаны переводы писем, которые пленные везли из Смоленска к Шуйскому – в них рассказывают все, с ними в то время происходившее, но, по обыкновению москалей, с преувеличением своих подвигов. Пленные сказывают также, что копаются большие слуховые колодцы в пяти местах в предостережение от подкопов.
29. Назначенные посланцами к подмосковному войску пан Пржемыский, князь Збаражский, пан Людвик Вайер, пан Скумин, писарь Литовский, и пан Домарацкий получили известное наставление.
Того же числа от того войска приехал пан Кнут, который сказывает, что ожидают с радостью приказания королевского.
К вечеру пойманного с письмами боярина послали в ближайшие к городу шанцы для переговора с москвой. Будучи в шанцах, он стал убеждать, чтобы ударили челом королю, представляя, что подвергнутся большой опасности, если будут упорствовать. Москва же отвечала из-за стен: «Если бы ты был в городе, то думал бы так, как и мы думаем, но теперь ты говоришь как пленный». Он усиливался уговаривать их, напоминая, что от Шуйского помощи ждать нечего и что людей королевских много и станут разорять волости, почему увещевал, чтобы сжалились над самими собой и над женами и детьми своими. Отвечали: «Не хотим погубить душ своих». Затем он просил, чтобы позволено ему было говорить с ними в другое время. Отвечали: «Ежели о сдаче толковать будешь, то незачем приходить, но о другом каком добром деле всегда и везде свободно тебе будет говорить с нами, когда захочешь», – и так того дня разошлись.
30. С пятницы на субботу во 2 часу ночи началось молебствие в церкви Бориса и Глеба, московских патронов, при которой находится пост от войск пана гетмана. Молебствие было 40-часовое, на котором в воскресенье король был на обедне и на вечерне. Много воинов приходили на молебствие в оба дня и исповедовались и причащались.
31. В субботу к самому вечеру москва сделала вылазку из двух ворот.
Из Копытецких ударили на стражу пана канцлера Литовского, но, будучи мужественно встречены, возвратились в крепость. Из других ворот напали на пана Людвига Вайера и там долго сражались. Один москаль, как кажется, знатный, с собольим воротником, часто прискакивал к нашим, которые старались его окружить, но более десятка стрельцов берегли его и несколько раз выручали. Когда же он возвращался в крепость, то некто Тржебуховский, подбив своей лошадью его лошадь, опрокинул его и, держа уже за воротник, нанес ему саблей две раны в голову, но наконец отпустил его, не выдержав стрельбы отстаивающих его людей. Сам Тржебуховский был ранен в руку рогатиной. В бою пало 6 москалей, но пехота унесла их, как то у них водится.
НОЯБРЬ
1. Воевода велел схватить одного боярина, бывшего сотским, за то только, что сказал: «Однако ж, когда сил недостанет, мы должны будем сдаться, а лучше бы вовремя». На другой день после пытки боярин умер.
Того же числа получено известие, что Скопин-Шуйский из своего войска отрядил 30 бояр, дабы собрали разбежавшихся по лесам людей и перехватывали или убивали наших фуражиров. Из тех бояр некто Тржаска, собрав 3000 крестьян, нападал из лесов и убил 40 пахоликов пана маршала и 10 казаков пана Краковского.
2. Назначен к первым посланцам, имеющим отправиться в Москву, вместо пана Викентия Войны пан Скумин, староста Брацлавский. Вследствие некоторых известий посольство умножено.
К вечеру москва сильно стреляла каменьями в наших и ранила двух пехотинцев.