История социологической мысли. Том 1

Проблема языка имеет в социальной философии Гердера особое значение. Он неоднократно повторял, что язык не является и не может являться исключительным достоянием грамматистов, потому что «каждый народ говорит так, как мыслит, и мыслит так, как говорит»[342]. Язык – это основной фактор идентичности народа, который сохраняется настолько долго, насколько долго народ в состоянии сохранять традиции, кристаллизующиеся именно в языке. Барнард справедливо замечает, что в понимании Гердера «народ является отдельным естественным бытием, претензии которого на политическое признание опираются на владение общим языком»[343]. Несложно объяснить такую точку зрения, если вспомнить о политической раздробленности Германии того времени, которую только язык и культура делали единым целым. Не стоит и говорить о том, какое значение приобрела концепция Гердера в период «пробуждения» в XIX веке все большего числа европейских народов.

Сосредоточенность Гердера на дополитической национальной общности не означала недооценку им политической организации. Как раз наоборот, он считал ее чем-то совершенно «естественным», однако вторичным и обусловленным наличием связей иного рода. Барнард так излагает его взгляды: «…правительства приходят и уходят, административные принципы вводятся и отменяются, а сознание общих традиций сохраняется, как несокрушимая сила природы»[344]. Суть государства не столько в присутствии суверенной власти, сколько в существовании такого человеческого сообщества, которое создает такую политическую организацию, которая ему необходима. Сила государства в силе этого сообщества, поэтому когда оно слабеет, то сильнейшее правительство оказывается бессильным. Хороши не те законы, которые навязывает правительство, а те, в основе которых лежат древние обычаи народа и которые полнее всего выражают его «дух». Эта концепция, несомненно, имеет точки соприкосновения с концепцией Монтескьё, однако кажется более последовательной и оставляет еще меньше места мудрому законодателю, о котором постоянно размышлял автор «О духе законов». Это почти концепция национального государства в том виде, который она приняла в следующем столетии. Именно Гердер первый отметил, что «самое естественное… государство – такое, в котором живет один народ с одним, присущим ему национальным характером»[345].

Особенностю концепции Гердера в сравнении с позднейшими националистическими концепциями было, в частности, то, что народы оставались в ней интегральными частями человечества как бытия вполне реального. Как говорит Барнард, человечество не перестало быть «альфой и омегой его социальной философии»[346]. С этой точки зрения Гердер принципиально не отличается от Вольтера, Кондорсе или Фергюсона. Но история человечества была для него историей народов, в которых она содержится как субстанция в отдельных вещах. Такая постановка вопроса имела важные методологические последствия. Теперь задачей было не представление единой последовательности истории человечества, а выявлении всего разнообразия исторических событий, богатство которых определяет богатство человечества. Это повлекло за собой осторожность в квалификации отдельных общественных форм как «высших» или «низших», поскольку каждый народ имеет собственную меру совершенства и счастья, которую не следует опрометчиво приписывать другим народам. Сама идея человечества как сущности, по природе своей внутренне неоднородной, заставляла воздерживаться от признания худшим того, что является иным. В результате «Идеи к философии истории человечества» более касались многообразия явлений, посредством которых осуществляются намерения Провидения (понятие это играет в историософии Гердера немалую роль), чем однородность законов истории, так увлекавшая теоретиков прогресса.

Гердер, вероятно, был ближе своим современникам тогда, когда задумывался над причинами исторических процессов. Исходной точкой был для него географический детерминизм, но позднее он отверг его крайности, отмечая, как и Монтескьё: «Конечно, люди – это податливая глина в руках климата, но пальцы создают такие разнообразные формы, а противодействующие законы столь многообразны, что, быть может, лишь сам Гений человечества может составить уравнение всех этих сил»[347]. Гердер, правда, разработал собственную «климатологию», но оперировал таким широким понятием климата, что можно считать, что он имел в виду комплекс действующих на индивида влияний среды[348]. При этом он предполагал, что люди наделены способностью влиять на климат, и писал, например, что человек «поставлен господином земли, чтобы изменять ее своим искусством»[349]. Склонность Гердера к соотнесению человеческих институтов и характеров с их естественной средой оправдывает распространенное мнение о нем как о предшественнике антропогеографии.