История социологической мысли. Том 1

Давая этому разделу название «На пороге Нового времени», мы имели в виду, во-первых, то, что общественная мысль Просвещения возникла до формирования модерного общества, во-вторых, что она содержала предчувствие многих его проблем и дилемм, а также несла характерную для него веру в разум и прогресс. Мы неоднократно будем иметь возможность убедиться в том, в насколько широком плане эта мысль была подготовкой следующего столетия даже тогда, когда ее наследие подвергалось тотальному сомнению. Однако нельзя не заметить, что между XVIII и XIX веками наблюдается явное нарушение преемственности. Исайя Берлин даже утверждал, что в это время имел место один из глубочайших переломов в истории европейской мысли и пророками новой эпохи являются только Кант и Гердер[353]. Такая позиция может быть оправдана, если – как сделал это Берлин – сосредоточить внимание на романтизме, не принимая во внимание той роли, какую в XIX веке играл позитивизм – несравненно более близкий просвещенческой традиции. Не вдаваясь в дискуссию на тему духовного облика этого столетия, можно утверждать, что в процессе развития социологической мысли именно позитивизм оказался самым важным. Поэтому историк социологии не должен преувеличивать значение «романтической революции».

Стоит, однако, помнить, что даже у тех людей XIX века, которые наверняка не были романтиками, было сильно развито сознание принадлежности к иной эпохе, чем их предшественники – просветители. Несмотря на то что они были многим обязаны последним, они отдавали себе отчет в огромных переменах общественного мира и в том, как мало он имеет общего с предсказанным Просвещением царством разума. Они также знали, что тот кризис, с которым они пытаются справиться, не является продолжением дореволюционного кризиса, а есть в определенной степени последствие изменений, начатых или резко ускоренных именно революцией. Поэтому они вели диалог с мыслителями Просвещения, обращались к некоторым их идеям, но не могли считать себя просто их учениками.

Более, чем поиск идеала, увлекала их проблема исторической изменчивости людей и обществ, а также принципиальной разницы между обществом старым и новым – «индустриальным», «капиталистическим» или «демократическим» обществом, в соответствии с теми определениями, которыми тогда чаще всего пользовались. Принципиальное значение имел также перенос интереса с проблем политического устройства на проблемы «общественного состояния», которое – как указывали Монтескьё, Фергюсон, Смит или Гердер – есть руководствующаяся собственными законами дополитическая реальность, только в ограниченной мере позволяющая себя контролировать политическими средствами. Открытию этого «общественного состояния» способствовало, конечно же, наблюдение как за событиями революции, так и за развивающимся рынком, ибо и там и там действовали безличные силы, перед лицом которых становился очевидным разрыв между намерениями и планами людей и фактическими результатами их действий.

Это открытие, кстати, сделало возможным рождение социологии как науки, по определению изучающей общество, являющееся такой же «объективной» реальностью, как природа. Понятие «природа» – вездесущее в мысли Просвещения – изменило свой смысл, окончательно теряя свою нормативную окраску: оно перестало относиться к сфере человеческих обязанностей, относясь теперь исключительно к сфере необходимости.

В нескольких следующих разделах мы постараемся подтвердить эти общие формулировки путем анализа избранных концепций первой половины XIX века, исходя из той предпосылки, что возникновение так понимаемой «социальной науки» было общественным процессом, а не результатом чисто теоретической фантазии какого-то отдельного мыслителя.

Раздел 4 Постреволюционные идеологии как социальные теории

«Базовые идеи европейской социологии, – писал Роберт А. Нисбет, – легче всего понять как попытки справиться с проблемой порядка, возникшей в начале XIX века в результате упадка прежнего устройства под напором индустриализма и революционной демократии»[354]. Хотя проблема порядка была важна с самого зарождения общественной мысли и занимала привилегированное место, например, в просветительской мысли, на пороге XIX века она обрела особое значение на фоне практически всеобщего осознания переломного момента истории. Одни взирали на наступающую эпоху с надеждой, рожденной верой в неизбежный прогресс человечества, другие видели в событиях того времени великую катастрофу и предвещали – как, скажем, де Бональд – «расформирование общества»; все, однако, понимали, что начинается новая эпоха, которая требует глубокого осмысления и поиска методов деятельности, отличных от многовековой рутины. Социология была одним из ответов на новые вызовы времени, и ее создатели, начиная с Конта, стремились, чтобы она была именно таким ответом.