Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

В этом утверждении следует особо отметить слово «набросок», поскольку его теория – это нечто явно неоконченное и предварительное. При этом речь идет не столько о том, что Фуко не успел довести ее построение до конца, сколько о том, что по существу он никогда к этому и не стремился, гнушаясь любыми замкнутыми системами и постоянно меняя свою позицию. Важнейшие темы и основные идеи Фуко, безусловно, оставались неизменны, но отдельные утверждения то и дело появлялись в его текстах во все новых формулировках – всегда блестящие, но не всегда понятные и никогда не окончательные.

Сравнивать Фуко с другими социологами невероятно трудно, потому что проявляющаяся в его работах социальная теория в значительно мере абстрагируется от тех вопросов и дилемм, на которых сконцентрирована социологическая мысль. Это было следствием даже не столько его слабого знакомства с последней, сколько характерного для Фуко стремления к генеральной реорганизации всей традиционной гуманитарной проблематики – и из‐за этого столь же трудно определить его позицию и в терминах любой другой дисциплины. Это тем труднее, что он отличался необычной терминологической изобретательностью, и некоторые авторы посвященных ему монографий снабжали их словариками. Многие термины Фуко невозможно перевести в те, которыми обычно пользуются социальные науки.

Тем не менее социальной теорией Фуко, конечно же, стоит заняться – и не только потому, что в социологии она уже вошла в обращение и этого автора все чаще включают в обзоры и антологии современной социологической мысли, а также посвящают ему специальные социологические монографии[1129]. Как нам представляется, Фуко внес немалый вклад в социальные науки. Отложим в сторону его вклад в другие – гораздо более ему близкие, чем социология – области, такие как, к примеру, философия, историография, теория литературы или психология, с которой он начинал свою научную деятельность. Такое изолированное рассмотрение социальной теории Фуко, разумеется, возможно лишь до некоторой степени, поскольку, во-первых, одной из особенностей его образа мышления было игнорирование междисциплинарных границ, а во-вторых, его «социология» непонятна вне обширного контекста, в котором была задумана.

Как пишет Малгожата Ковальска, «‹…› Фуко создал труд, попросту не поддающийся классификации в рамках какой-либо подходящей рубрики»[1130]. Его нельзя отнести ни к какой-то одной области исследований, ни к конкретной «школе», конкретному теоретическому или идеологическому направлению. В основном его называют постструктуралистом, но это общее определение мало что проясняет.

Трудность классификации Фуко вытекает, с одной стороны, из высокой степени оригинальности его трудов, с другой же – из того, что в его концепции имеет место наслоение самых различных влияний, ни одно из которых, правда, не было слишком весомым, но и ни одно не прошло бесследно. Можно ассоциировать Фуко со структурализмом, психоанализом или марксизмом, однако всякий раз почти тут же найдутся причины этого не делать. Он сам с наибольшей охотой подчеркивал то, кем он не является, и старался любой ценой избегать «подавляющего действия тоталитарных теорий, я хочу сказать, теорий обволакивающих и глобальных»[1131].

Он апеллировал к своим читателям: «Не спрашивайте меня, что я есть, и не просите остаться все тем же ‹…›»[1132] – и эти слова, пожалуй, лучше всего передают его отношение к существующим границам и теоретическим «школам». Привлекательность образа мысли Фуко состоит в числе прочего и в том, что он основывался на отрицании догматичности и рутины – отрицании, доходившем до непризнания авторитетов не только отдельных философов и ученых, но и философии и науки как таковых. В основе этого отрицания обнаруживалась, впрочем, ревизия самого понятия знания, в результате которой последовала, с одной стороны, своего рода девальвация научного знания как единственного безусловно «истинного» знания, с другой же – валоризация различных разделов знания, «‹…› которые оказались дисквалифицированы по причине своей неконцептуальности, то есть как недостаточно разработанные виды знания: знания наивные, иерархически низшие, знания, находящиеся ниже требуемого уровня научности»[1133]. У Фуко ни одной такой познавательной иерархии не существует.

Необходимо сразу добавить, что как теоретик знания Фуко по сути отклонил вопрос о его истинности, поскольку знание интересовало его в связи с совсем иными его свойствами, нежели истинность или ложность. Ему было интереснее то, что системы знаний подчиняются определенным правилам и функционируют как орудия власти, или же – как сказал бы, наверное, более точно социолог – социального контроля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука