История социологической мысли. Том 2

Однако Бурдьё претил не только экономизм марксовой концепции социальных классов. Автору «Капитала» он вменял в вину по крайней мере два момента. Во-первых, склонность рассматривать абстрактные экономические категории, какими являются выделяемые им социальные классы, в качестве реальных коллективных субъектов, в то время как речь идет самое большее о возможности, актуализация которой отнюдь не является правилом и зависит от множества обстоятельств. Во-вторых, ошибка Маркса состояла, согласно Бурдьё, в предположении, что общество можно разделить на определенное количество строго обособленных и внутренне сплоченных классов, а отдельных индивидов причислить к тому или иному классу на основе объективных критериев. Но социальная реальность неизмеримо более сложна.

Реальное существование социальных классов отнюдь не означает, что они являются просто данностью как непосредственно наблюдаемая реальность, которая ждет, пока ее опишет исследователь. Социальные классы – это теоретические конструкты, в связи с чем ошибка Маркса состоит, в частности, в том, что он перепутал «классы на бумаге» с «классами в реальности». «Первая заповедь метода ‹…›, – по мнению Бурдьё, – велит всеми доступными средствами бороться против склонности думать о социальном мире реалистически, или скорее, если воспользоваться формулировкой Кассирера, субстанциалистски ‹…›»[1118]. Общество является классово дифференцированным, но это не значит, что его можно представить как целое, состоящее из явно и окончательно обособленных частей, которыми являются социальные классы; в действительности мы имеем дело с непрерывными процессами композиции и декомпозиции такого рода коллективных идентичностей. Более того, проблема не только в том, чтобы исследователь ухватил объективные обусловленности этих процессов, но и в том, чтобы он отдавал себе отчет, что их ход зависит от степени мобилизации индивидов, ведущих борьбу за сохранение или изменение своего места в социальном пространстве. Так или иначе, социальный класс – это теоретическая категория, а не «вещь», поддающаяся непредвзятому рассмотрению.

Говоря коротко, точка зрения Бурдьё является классовой, потому что ведет к подчеркиванию неравенства между людьми, иерархической системы социальных статусов, существования разного рода привилегий, факта господства одних групп над другими и т. д., но его видение общества по сути исключает возможность представить это общество как систему обособленных социальных классов в марксовом смысле. Он вообще избегал всяческих посылок, наводящих на мысль о рассмотрении общества как системы, предпочитая пользоваться гораздо менее обязывающим понятием социального пространства. Как пишет Вакан, «‹…› Бурдьё уничтожает бессодержательное понятие „общество“, заменяя его понятиями поля и социального пространства. По его мнению, дифференцированное общество не образует компактного целого, объединенного системными функциями, общей культурой, перекрестными конфликтами или глобальным авторитетом, но составляет совокупность относительно автономных пространств игры, не вписывающихся в единую социальную логику ‹…›»[1119].

Поле

Понятие социального класса, каким бы существенным оно ни было в социологии Бурдьё, не играет в ней главной роли, а в некоторых важных работах этого автора практически вообще отсутствует – в отличие от обсуждавшегося выше понятия габитуса и связанного с ним понятия поля (champ), которым нам придется теперь заняться. Кажется, введение этого второго понятия должно было, в частности, предотвратить соблазн марксистского редукционизма, не аннулируя при этом проблематики социального неравенства, конфликта, привилегии и власти, которые в социологии Бурдьё неизменно оказываются явлениями первостепенного и самого универсального значения. Оно также помогало подчеркнуть многомерность и динамический характер социальной реальности.

Говоря максимально коротко и просто, поле – это относительно автономный «микрокосмос» внутри «социальной вселенной», подчиненный своей собственной логике и создающий свойственный ему вид практик и систему отношений между участниками. Таким социальным микрокосмосом являются, например, экономика, политика, просвещение, наука, религия, искусство и т. д., то есть области, достигающие в сложных обществах высокого уровня самостоятельности и независимости, хотя все они гомологичны относительно друг друга и подчиняются одним и тем же общим законам. Количество возможных полей, по существу, неограниченно: Бурдьё порой рассматривал в качестве поля, например, haute couture[1120], филологию, философию, живопись или мир кино, а не только области, перечисленные выше. Таким полем, конечно же, является социология. Не все поля одинаково очевидно обособлены и институционализированы, а также одинаково важны в совокупности социальной вселенной: особым значением Бурдьё наделял поле власти.