История социологической мысли. Том 2

Слово «класс» требует, однако, в этом контексте более подробного комментария, так же как и отношение Бурдьё к Марксу, поскольку здесь легко можно впасть в недоразумение, тем более что дело тут не просто в заимствовании одного (впрочем, не только марксова) термина. Бурдьё с удовольствием пользовался, например, экономической терминологией (в его социологии весьма принципиальное значение имеет категория капитал), поднимал в широком диапазоне проблемы конфликта и классового господства, считая при этом Маркса своим третьим – наряду с Дюркгеймом и Максом Вебером – учителем. Безотносительно к тому, каким образом социальная теория Бурдьё связана с Марксом, она предполагает отказ от самых фундаментальных принципов марксизма, в частности тех, которые коротко можно определить как «экономический детерминизм». «Все мое творчество, – признавался он, – с самого начала направлено против редуцирования каких бы то ни было практик к экономике»[1111]. Бурдьё многократно возвращался к этому вопросу и даже доказывал, что скорее состояние общества определяет тот или иной вид экономической деятельности, чем наоборот[1112].

Таким образом, в теории Бурдьё не идет речь о том, что «надстройка» определяется «базисом», а экономика у него сохраняет значение лишь в чрезвычайно обобщенном виде как некий тип анализа человеческой практики, который, по мнению Бурдьё, находит применение также в областях, имеющих мало общего с собственностью на средства производства и т. д. Здесь мы имеем дело с «‹…› общей наукой об экономике практик, не ограничивающейся практиками, социально признаваемыми экономическими»[1113]. В рамках понимаемой таким образом экономики наряду с экономическим капиталом есть место для игнорировавшегося Марксом капитала культурного, социального, символичного, информационного, юридического, военного и т. п., а такие слова, как «рынок», «инвестиция» или «интерес» (который, впрочем, со временем был заменен на illusio[1114]), имеют подобно многим другим терминам Бурдьё главным образом метафорический смысл.

Кроме того, его внимание обычно сосредотачивалось либо на внеэкономических разновидностях капитала, либо на накоплении разных капиталов, либо, наконец, на том, как совершается «реконверсия» какого-либо одного вида капитала в другой. Экономический капитал здесь – лишь один из многих видов капитала, за который ведется социальная «игра». Правда, бывают случаи, когда именно он оказывается важнейшим, но это, по существу, случаи исключительные; впрочем, Бурдьё избегал любых однофакторных объяснений, задаваясь вопросом не о том, какой один вид капитала обычно определяет все, но о том, как в конкретном обществе совершаются аккумуляция и концентрация разных капиталов и как происходит конверсия одного вида капитала в другой. Отметим, что «капитал» индивида – это прежде всего его габитус[1115], являющийся синтетическим проявлением всех ресурсов, имеющихся в его распоряжении.

Поэтому ничего удивительного, что понятие класса, которым пользовался Бурдьё, принципиально отличается от марксова: ведь, с его точки зрения, свою роль играют не только и не столько экономические различия, но также – если не в первую очередь – культурные. По этой причине кто-то назвал социальную теорию Бурдьё «марксизмом надстройки». Он, правда, не отрицал значения первых, но видел в них лишь одно из многих измерений классовой дифференциации. В центре внимания Бурдьё находилось неравенство доступа к символическим благам (таким, как образование, репутация, «манеры» и т. д.), обладание или необладание которыми в значительной мере определяет занимаемую индивидом высокую или низкую ступень в социальной иерархии. В результате социальный класс – это прежде всего совокупность людей, обладающих общим габитусом, «сходными позициями в социальном пространстве», «сходными диспозициями», «сходными практиками» и т. д.[1116] Принадлежность к понимаемому таким образом классу определяется не отношением к средствам производства, которое считал главным Маркс, и не рыночной ситуацией, которую, исправляя Маркса, выдвигал на первый план Макс Вебер, а совокупностью социальных особенностей индивида, детерминирующих его позицию в обществе. Тем самым термин «класс» становится термином как нельзя более общим, получающим применение всегда, когда в игру вступает социальное неравенство, независимо от того, каковы его источники. Среди этих источников Бурдьё учитывал, например, пол, расу, этническую принадлежность, возраст и место жительства, поскольку каждый из таких факторов как-то влияет на размер социального капитала, которым располагает индивид, а тем самым на степень его привилегированности; все вместе они определяют его «объективные возможности» и «субъективные диспозиции»[1117].