История социологической мысли. Том 2

Говоря совсем просто, это концепция, совпадающая с популярными последние двадцать лет концепциями гражданского общества, выработавшего иммунитет к влиянию со стороны рынка и государства[1192]. Концепция эта достаточно оптимистическая, хотя и не вполне понятно, откуда берется повод для подобного оптимизма, если хабермасовское описание современного общества по сути столь же мрачное, как и то, которое оставили его предшественники из Франкфуртской школы. Впрочем, похоже, что и хабермасовское понимание критики существенно не отличается от того, которое установилось в этой школе в период ее блеска. Этой проблеме он посвятил множество страниц, но созданные им эпистемологические принципы критических наук по-прежнему кажутся зыбкими. Впрочем, последнее время Хабермас сосредоточен не на построении фундаментов постулированных им критических наук, а на позитивной, если можно так выразиться, науке об «интеракции», значительно менее, чем можно было бы ожидать, отличающейся от «некритических» социальных наук. Отсюда разочарование последними результатами его исследований со стороны некоторых бывших поклонников его утопии, а также предположение, что Хабермас принадлежит по сути к тому же кругу теоретиков, что и Толкотт Парсонс[1193]. Правда, ничто не указывает на то, что Хабермас должен отречься от «практической интенции» и заняться социальной наукой, оторванной от этики и политики.

Коммуникативные действия

Здесь, разумеется, невозможно проследить все последовательные фазы, которые проходила мысль Хабермаса, хотя важно отдавать себе отчет в том, что «Теорию коммуникативного действия» отделяет от ранних его трудов изрядная дистанция. Она состоит, в частности, в том, что место еще достаточно общего противопоставления «интеракции» и «труда» занимает со временем детальный анализ первой, проводящийся в значительной мере средствами аналитической философии, что является следствием выбора языка в качестве модели наиболее характерных для нее отношений.

Впрочем, этот «лингвистический поворот» был связан со многими существенными переменами во всей философии Хабермаса, состоявшими, например, в вытеснении из нее остатков такого образа мысли, который удовлетворялся противопоставлением представления индивидов, переживающих социальную реальность, объективистской картине этой реальности. Для Хабермаса речь шла о замещении субъективности «интерсубъективностью, сформированной языком». Язык представляется в концепции Хабермаса основным и сугубо социальным фактом – и не столько как носитель субъективных значений, которые участники интеракции придают своему поведению, сколько как нечто, что выражает, создает и поддерживает связь между ними. Этот «дюркгеймовский» аспект концепции Хабермаса представляется очень мощным, тем более что сам Хабермас неоднократно и явно выражает свой критицизм в отношении «атомизма» предшествующих концепций.

Еще один ключевой момент в эволюции мысли Хабермаса – это его углубленное изучение расширенной, как мы уже видели, категории рациональности, результатом которого стала одна из самых развернутых со времен Макса Вебера теорий рациональности и рационализации как социального процесса. Все это сосредоточилось в opus magnum Хабермаса, которым стала «Теория коммуникативного действия». Сам Хабермас, похоже, склонен считать этот труд попыткой создания абсолютно новой парадигмы для социальных наук и началом новой фазы в развитии социологической теории действия, однако даже среди его приверженцев это не рассматривается как аксиома. Его теория сделалась средоточием множества дискуссий и вызывает многочисленные замечания[1194].

Впрочем, имеется достаточно причин признать этот труд Хабермаса выдающимся событием в области теории, поскольку он ведет к разрыву с многовековой, идущей еще от Аристотеля традицией отождествления действия только с инструментальным действием, а рациональности – со способностью четко определить цель, которую желаешь достигнуть, и наиболее действенных средств, ведущих к ее достижению. Как известно, именно такое понимание действия сделал центром своей теории Макс Вебер, считавший все прочие виды действий отклонениями от этого идеального типа. По отношению к этой теории Хабермас совершил абсолютно принципиальный поворот, сместив фокус внимания «‹…› от когнитивно-инструментальной к коммуникативной рациональности. Парадигмой последней является не отношение обособленного субъекта к чему-то в объективном мире, что можно представить и чем можно манипулировать, а интерсубъективная связь, которую устанавливают субъекты, способные к речи и действию, договариваясь о чем-то друг с другом»[1195].