Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Один только перечень заглавий показывает, насколько многогранным и трудоспособным социологом был Луман, и даже беглое знакомство с содержанием соответствующих томов выявляет исключительную последовательность его теоретических изысканий. Их результат был и по-прежнему остается предметом множества дискуссий. Критика, с которой сталкивается теория Лумана, исходит, впрочем, как из обнаружения тех или иных ее слабостей, так и из того, что создатель этой теории решительным образом пошел против течения, сделав средоточием внимания абстрактное понятие системы, которое к концу XX века в таком варианте вышло из моды. Правда, его теория, принадлежавшая на первый взгляд к пройденной фазе развития социологии, заключала, как выяснилось, немало идей, соответствующих новейшим течениям социологической мысли. Впрочем, именно поэтому ее обсуждение оказалось в этой главе, а не в предыдущей, где шла речь о функционализме и неофункционализме.

В частности, стоит отметить, что самую основную роль в теории Лумана играет понятие значения, а термин «социальная система» отнюдь не ассоциируется с интеграцией и равновесием. Кроме того, она максимально далека от всякого редукционизма, который нивелировал бы различие между социальными системами и системами иного рода, а взгляды Лумана на статус научного знания кажутся очень далекими от тех, что были типичны для более ранних представителей теории систем.

Луман прежде всего был теоретиком и даже, можно сказать, чистым теоретиком, который сознательно избегал как эмпирических исследований, так и методологии[1205]. Не претендовал он и на то, чтобы улучшить социальный мир. Он вел свои рассуждения, как правило, на высшем уровне абстракции, нередко превосходя в этом смысле даже Толкотта Парсонса, которого критиковали именно за абстракционизм. Достаточно сказать, что когда Луман рассуждает об обществе, он принципиально имеет в виду не то или иное «локальное» общество, а общество как таковое[1206] и считает «гуманистическим предубеждением» мнение, что общество состоит из людей[1207]. «Общество состоит не из людей, а из межчеловеческих коммуникативных связей»[1208]. Это, разумеется, не означает, что его теория не имеет ни малейшего отношения к эмпирической реальности. Напротив, она представляет собой, вероятно, один из самых глубоких диагнозов современного общества, просто сформулированный очень особым языком. Любопытно, однако, что этот диагноз имеет некоторые точки соприкосновения с постмодернистской мыслью, так как, в сущности, он связан с тем же самым убеждением в упадке «метанаррации»[1209].

Теория социальной системы

В теории Лумана понятие системы занимает центральное и несравнимо более почетное место, чем в какой-либо иной социологической теории после Парсонса. Создавая свое понятие системы, он обращается ко многим наукам и многим авторам, не удовлетворяясь, однако, каким-то одним готовым ее пониманием, а пытаясь приспособить к потребностям анализа социальных систем, которые считает принципиально отличными от механических, органических и психических. Все системы, разумеется, имеют общие черты, а социальные системы объединяет с психическими то, что в обоих случаях ключевым является значение, тем не менее и в этом случае в игру входит качественное различие, так как социальные системы являются системами коммуникации, а психические – системами перцепции. Социология занимается исключительно первыми.

Автора Soziale Systeme называют «самым выдающимся теоретиком систем в социологии»[1210]. Отсюда и частые сравнения Лумана с Парсонсом и/или с функционалистами вообще. Действительно, без этих сравнений невозможно понять до конца многие его концепции и даже теорию языка. Однако такие сравнения в конце концов приводят к выводу, что этот теоретик во многих аспектах отличается как от своих американских предшественников, так и от много более ранних теоретиков (например, Спенсера, Дюркгейма или Вебера), к которым он тоже неоднократно обращался как теоретик социальных систем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука