История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры)

На альбоме Freewheling Bob Dylan (1962) есть песня "A Hard Rain A-Gonna Fall", открывшая новую главу Дилана. Дождь - а точнее Ливень - символ тревоги черного блюза и белой литературы. Это первая песня Дилана-визионера - монумент пробудившейся мысли. На нас наплывает Хаос Боба Дилана. Мир - хаос атомарных фактов. Возможно, в нем есть какая-то гармония, но ее не постичь.

Вот что это примерно:

Я видел светящееся шоссе в драгоценностях и никто по
нему не шел
Я слышал песню поэта, который умирал в сточной канаве
Я встретил девушку и она подарила мне радугу
Я видел ружья и острые мечи в руках детей.

Этот мир невозможно осмыслить - его можно только собрать. "Я стану хранителем времени сбора камней", спел Башлачев и это что-то вроде призыва писать Новую Библию. Дилановскую поэтику по-библейски можно называть "поэтикой камней". Время собирать камни.

Но этот мир невозможно принять, и значит, все камни не собрать. Этот же мир невозможно отвергнуть, и значит, гамлетовский вопрос не отпустит Боба Дилана. Другое дело, что этот вопрос не единственный, и есть масса других забот.

Чувство исторической уместности диктовало Дилану порвать с акустикой и искать новую любовь. Собственно, это было очень простецкое электричество: электрогитара, бас, электроорган, акустическая гитара и гармошка. "Перейдя на электричество, я стал свободным" - скажет Дилан. Электричество уводит Дилана в качественно иное пространство.

Bringing All Back Home, его пятая пластинка, показывает нам человека, сделавшего какой-то существенный шаг - от мира или из мира - вверх или вбок. Дилан меняет свою дистанцию по отношению к миру. Он парит поверх всех традиций, создавая свой цирк. Он действительно "возвращается домой", садится у своего любимого окошка и наблюдает сумасшедший парад планет, героев, женщин, не пытаясь во всем этом разобраться, но отдавая предпочтение азартным игрокам и безответным влюбленным, уродцам и шутам, черным драг-дилерам, бомжам и романтическим блондинкам.

Дилан сделал свой вывод: мир не исправить и из него не выпрыгнуть, но голову следует поддерживать в естественном для нее состоянии. А дилановская голова - чистейшая лаборатория галлюцинногенов.

Дилан создал три бомбы, Bringing All Back Home, Highway 61 Revisited, Blond On Blondе, которые взорвали англо-американский язык, а главное, тот мостик, по которому еще можно было убежать домой в прошлое. Когда разразились эти альбомы (1964-1965), обалдели все: рок-критики и профессора, студенты и джазмены, поэты и писатели. Если нырнуть в тогдашнюю прессу, нельзя не заметить полное офонарение пишущей братии.

Трудно писать о том, чего еще не было. Определения мерцают, не отливаясь во что-то определенное, вопросы задаются идиотские. Поэт ты или песенник? На этот вопрос ему уже было не ответить.

Дилан времени своей легенды был как Тайна - загадочная и притягательная . Что это? Куда его девать? Поэзия это или непоэзия? Пластинки такими не бывают. Это, скорее, книжки. Но это именно пластинки.

Критики по-разному его обзывают, пытаясь понять что же это такое, и кажется, что вокруг Дилана разыгрывается его же цирк: "Бертольд Брехт музыкального проигрывателя", "первооткрыватель ночного сознания Америки", "человек, начавший пост-гутенберговскую эру", "трюкач, замешивающий факты и фантазию, незаконное дитя Чаплина и Селина", "человек, сделавший поэзию демократическим искусством", "крестный отец молчания и таинства, как Пастернак" (проглоченный тогда Америкой), "создатель звуковой литературы", "человек, околдовавший наши мозги". Но галантнее всех выразился британец, кембриджский профессор: "Дилан принадлежит к тому типу великих выдумщиков и забавников, которые ориентированы на самый широкий круг зрителей или подписчиков, как Шекспир и Диккенс".

По Дилану уже защищено около сотни диссертаций. Выгнавшие его профессора всерьез стали обсуждать дилановскую бредятину, его "Мону Лизу, исполняющую шоссейный блюз" или "неонового безумца, всползающего на крышу".

Но факт есть факт: Дилан прикончил традиционную американскую поэзию, перевел ее в другое измерение. Все очень просто - он объединил в одном лице поэта и музыканта и свел стихи с электричеством. Джаз не смог принять в себя слово, поэтому рядом были поэты-битники и писатели-битники, умевшие джазовать слово. Эти слова зачитывались перед университетскими аудиториями. В самом лучшем случае это были бестселлеры, "В Дороге" Джека Керуака и "Голый Ланч" Уильяма Берроуза.

Поэт Лоуренс Ферлингетти говорил: "Соревнование с медиа не в нашу пользу.... У Гутенберга была неплохая идея с этим печатаньем, но для поэзии она умерла... Поэт сегодня разговаривает сам с собой".