Читаем История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры) полностью

То, что у Дилана получилось в рок-музыке, не могло получиться ни в какой литературе. Он прекрасно это доказал сам, попробовав себя в роли Джеймса Джойса пепсикольного поколения; его книга "Тарантул" это просто муть.


Но вершиной на этом пути Боба Дилана стали Blonde On Blonde (Блондинка На Блондинке) - европейские кружева подсознания, "ртутный звуковой колорит", утонченно-сюрреалистические пассы, перемежающиеся грохотом цирковых фургончиков, внезапные фейерверки. Записав Блондиночек, Дилан впиливается во что-то на мотоцикле и зависает в больнице на полгода. Там он прокручивает в уме новые песни, которые вскоре запишет с Бэндом.

The Basement Tapes, записанная в подвале дома группы Бэнд, отмечена духом встречи - встречи с миром - это песни от третьего лица, песенки, шутки, приколы, сделанные с новой эмоциональной глубиной и полнотой. Трип закончился - Дилан начинает осматриваться и обживаться.

Фактически, он становится домоседом. Обложка John Wesley Harding, о тайных смыслах которой гадали до аллюзий идиоты, показывает нам этакого Фолкнера в пестром окружении своих соседей. Широкополая шляпа, ковбойская куртка, лошадь, привязанная поодаль. Привет тебе, Революция! Ты оказалась глупее, чем я о тебе думал.


Но в тех трех альбомах действительно что-то случилось, для судеб культуры одновременно головокружительное и непоправимое. Они заряжены каким-то единым духом - духом открытия. Мне кажется, это открытие чистого сознания - в дилановском электричестве больше нет ни блюза, ни кантри-блюза, ни поэзии, ни цирка, ничего, включая электричество. Все перемешано и переплавлено. Остается чистый дух, уловимый быть может в интонации певца, быть может в органных кружевах Эла Купера, или в том, как Дилан парит над словом, одновременно что-то им живописуя.

Критики сравнивали его образы с образами дзен, т.е. с тем, что писали в монастырях - это и есть взгляд на мир с какой-то дальней точки, куда приехал Дилан.

"Меня тошнит от людей, которые спрашивают, что значит эта строчка. Она ничего не значит".

Его называли пророком, но в чем смысл его пророчества? Джоан Баэз была сильно обеспокоена маршрутом (и скоростью) Дилана. Дилан уехал из истории, достиг тех мест, где этот мир теряет реальность, откуда он кажется сюрреалистическим сном. "Я не могу вести за собой никого" - сказал Дилан, потому что эта дорога 61 вела из мира.

Мистика дороги, электричество и марихуана разрушают в Дилане классическое сознание, "проклятых поэтов" и прочую интеллектуальную муть, рассеивают дух бунта, снимают смыслы, которые навязаны человеку историей человечества. Дилан становится пророком для молодежной культуры, "ищущей новые пути". Он только знает, куда ведет эта дорога, и сам остается на месте.

От "молодежной революции" он отписывается. Говно ваша кислота, - скажет Дилан, который сам в своей башне мог вырабатывать галлюциногены. В ЛСД он почувствовал конец мира. "Зачем писать стихи, сочинять музыку, зачем вообще что-то делать?" Умный Акын уходит на заслуженный дембель. "Завтра приезжает моя невеста, и мне не нужно никуда спещить. А если полетать - то вот на этом кресле-качалке" - так я слышу припев из "You Ain't Going Nowhere".

Но что делать, если все исторические источники, питавшие классику, пересохли? Если больше нет ни стран, ни народов, ни культур, ни религий? Если как в дилановской "Tambourin Man" все музы, все восемь или девять греческих красавиц, обернулись мистером Тамбурином - стариком-негром со стаканом дури, подмигивающим тебе в безрадостном мире? Может быть, наркотики - единственная религия и судьба поп-культуры, и если так, то можно ли ее переиграть? Ответ знает только ветер.

Выступив пророком, Дилан выдал скрижали и ушел в леса, снова облокотившись на фолклорные традиции. А у Дилана было подлинно библейское чутье к истории - и больше ему в ней делать было нечего.


Боб Дилан и Борис Гребенщиков - фигуры параллельные, состыковавшие в своей работе поэзию и рок-музыку. Через них наглядно свершается этот исторический перелом: традиционная поэзия подходит к своему пределу - и переходит в другое качество. История одного человека не просто иллюстрирует историю культуры - она сама есть эта история. Дилан начинал как поэт-песенник. Следы чтения символистов особенно заметны в его втором альбоме, еще выразительнее они в песнне "Gates of Eden". Традиция рок-н-ролл и кантри-блюз ломает в нем эту поэззию, переплавляет ее в новое качество. В дилановском электричестве прочитанные им Верлен, Блейк, Рембо, Бодлер присутствуют даже не как цитаты, а как осколки какого-то далекого и странного мира. После гастролей с рок-н-ролльным Бэндом (The Bаnd) от этих университетских приятелей Дилана не остается ничего - слово лишается своих магических функций. Магию он открывает в рок-музыке - новом способе общения между людьми через энергетические вибрации - методе невербальном, как у дельфинов, который куда круче общения словами...

Филолог мог бы пронаблюдать как это Слово развоплощается у Дилана. Это же Слово - только в границах русского языка - развоплощается у БГ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Моя жизнь. Том I
Моя жизнь. Том I

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка
Бах
Бах

Жизнь великого композитора, называемого еще в XVIII веке святым от музыки, небогата событиями. Вопреки этому, Баху удавалось неоднократно ставить в тупик своих биографов. Некоторые его поступки кажутся удивительно нелогичными. И сам он — такой простой и обыденный, аккуратно ведущий домашнюю бухгалтерию и воспитывающий многочисленных детей — будто ускользает от понимания. Почему именно ему открылись недосягаемые высоты и глубины? Что служило Мастеру камертоном, по которому он выстраивал свои шедевры?Эта книга написана не для профессиональных музыкантов и уж точно — не для баховедов. Наука, изучающая творчество величайшего из композиторов, насчитывает не одну сотню томов. Лучшие из них — на немецком языке. Глупо было бы пытаться соперничать с европейскими исследователями по части эксклюзивности материалов. Такая задача здесь и не ставится. Автору хотелось бы рассказать не только о великом человеке, но и о среде, его взрастившей. О городах, в которых он жил, о людях, оказавших на него влияние, и об интересных особенностях его профессии. Рассказать не абстрактным людям, а своим соотечественникам — любителям музыки, зачастую весьма далеким от контекста западноевропейских духовных традиций.

Анна Михайловна Ветлугина , Марк Лебуше , Сергей Александрович Морозов , Сергей Шустов

Музыка / Современная русская и зарубежная проза / Документальное / Биографии и Мемуары