История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры)

"Борис с горевшей во лбу звездой пел о Замке, траве, реке, дожде... и люди слушали и смотрели восхищенно, тихо, боясь поначалу даже аплодировать". За эту же программу Аквариум получает приз на таллинском фестивале.

Это первый бардовский альбом БГ, созданный не без сотрудничества с Булатом Окуджавой, Евгением Клячкиным, однако на месте взволнованной меланхолии КСП - вдохновенные прекрасные сны, далекие сияющие символы: Река, Мост, Сердце... Абсурдные образы почти исчезают, и слово уже склонно пускать в безответственные странствия по глубинам подсознания. Гребенщиковские видения ищут себе место на грешной земле. Если Белый Дракон и Граф Диффузор и появляются, то они соседствуют с реальным НИИ Социологии, где в то время БГ занимал пост научного сотрудника. В "Блюзе НТР" можно высмотреть многие будущие находки Треугольника. Это уже чисто гребенщиковский абсурд:

Я инженер со стрессом в груди
Вершу НТР с девяти до пяти
Но Белый Дракон сказал мне
В дверь подсознанья войдя
Что граф Диффузор забил в стену гвоздь
И я лишь отзвук гвоздя...

Это очень ясный альбом. "Да будет шаг твой легок, пока не кончен сон, прекраснейший в жизни твоей".. Возможно, эту работу Аквариума можно поставить в ряд с такими петербургскими фантазиями в прозе как "Белые Ночи" Достоевского - что-то очень эфемерное и безоглядно романтическое. Заключение по-комсомольски авторитетной комиссии, отслушавшей альбом :"ведь это символизм какой-то, ахматовщина", вполне верно: это настоящий символизм, юношески-маскималистский, немного бескровный, в чем-то лобовой. Слишком много дидактики и сахара. Но кое-где уже проглядывает БГ, будущий ученик Дао Дэ Дзин:

Дитя рассвета, не знавшее света дня,
Смотри, это ветер, он чем-то похож на меня...

Очень красиво. Еще красивее песня "Танцуя На Склоне Холма". Включенная в один из поздних архивов, песня вдруг засияла там новым светом, создав ощущение, что это еще один из вариантов классического Аквариума. Подобные ощущения - дело частное... С последней песней "С Той Стороны Зеркального Стекла" то же самое:

Мне кажется, я узнаю себя
В том мальчике, читающем стихи,
Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,
И кровь течет с руки.

Помимо того, что песня отмечена гармоническим совершенством, в ней есть уже почти все кодовые аквариумные символы: Стекло, Игра, Покой, найденные где-то в светлой ночи, какие-то пока еще абстрактные формулы, увиденные в предрассветных сумерках, пустые сосуды символов, которым предстоит наполняться содержанием с каждой песней.

Музыкально альбом незрелый, с дурацкими пленками задом-наперед, но есть в нем какое-то просветленное предчувствие будущих открытых континентов, те просторы, которые лишь чудятся в сновидениях кораблю, спускаемому на воду. Голос БГ юн и прозрачен:

И нас никому не догнать
Затем, что не зная пути, хранили частицу огня
И верили - все впереди.

Следующая работа Гребенщикова, совместная с Майком Науменко, Все Братья - Сестры, записанная летом 1978 года, непосредственно связана с открытием ими Боба Дилана. "Если Элвис освободил наше тело, то Боб освободил наши мозги" - сказал как-то Брюс Спрингстин. БГ с Майком загораются Диланом. "Этого не было на русском и это надо было сделать".

Боб Дилан предложил им чудесный хаос, который подлежал немедленному переводу на русский. Фактически, это было какое-то новое состояние мира, означенное в слове. Впоследствии БГ скажет: "У него очень много всего, это может быть "Mister Tambourin Men" или, скажем, "Gates of Eden" или "I Want You", где словами, тембром, пением, достигается рок-н-ролл, которого другие люди достигают рубкой. И тут выясняется, что все это можно сделать без рубки, без барабанов, что этот накал-сияние - присутствует в душе человека. Сияние Вселенной".

Фактически, введя русский язык в дилановский песенный строй, Боб с Майком создают первый прецедент добротного рок-перевода. Их дилановские переработки можно слушать - и свое время они так и воспринимались - как просто песни. Вопрос авторства уходит в тень - остаются песни.

В русской поэзии то же самое дело сделал Василий Андреевич Жуковский, за переводом немецких и английских романтических поэтов изменив сам строй русского языка.