Читаем История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры) полностью

Та эпоха была одной из самых великих культурных эпох, состоявшихся в истории человечества. По своему размаху она сравнима с Афинами эпохи греческой классики или итальянским Возрождением. Это был последний взрыв классики, то есть той всеевропейской парадигмы, которую задали греки. Все ее культурные плоды вряд ли можно охватить. Возьмем только литературу. Великий синтез греко-латино-итальянского культурного мира происходит в поэзии Осипа Мандельштама - на почве русского языка, на которой эллинские семена дают свои чудесные всходы. В Велимире Хлебникове совершается еще один синтез - русского язычества, христианства, Востока, магии и точных наук - опять же на почве русского слова. В ранних поэмах Маяковского происходит панк-революция - свергаются и профанируются христианские боги, боги-хранители российской культуры той эпохи. Сознание отвязывается от старых богов. Сам Маяковский остается ни с чем и подсаживается на черный русский наркотик - государство, но его ранняя работа, эта мистерия развоплощения богов почти двух тысячелетий европейской истории, вряд ли может быть переоценена. По духу Маяковский - первый российский рок-н-роллер. Лучше его никто уже не сыграет на басовом барабане.

Русская философия той поры, в лице Бердяева, Флоренского, Розанова, одухотворенная православной традицией, наконец обретает вполне человеческий язык, оставляя позади кошмарные немецкие словеса, бывшие языком философии. В Василии Розанове происходит синтез русской литературы, которая наконец становится просто человеком. Розанов - пик литературы вообще, как идеи и как ремесла. Я перечислил всего лишь те имена, которые сами пришли на ум благодаря специфике моего образования. Дать хотя бы приблизительную картину русского культурного космоса той поры вряд ли кому под силу.

В начале века появляются даже свои грибы. Один из них - Алексей Ремизов. В полубредовой философии Николая Федорова с ее лейтмотивом "воскрешения всех мертвых" можно увидеть предчувствия ЛСД в грубо-позитивной форме. Но все просрали большевики - ебаные политики-интеллектуалы. Когда большевики взяли власть - Розанов пошел собирать окурки на Царскосельский вокзал. Он понял, что настал пиздец и очень надолго.


У рок-поколения русская история была отобрана. Потому что сама эта история выбросила за борт человека. Потому что новое сознание противилось этому кошмару. Отобран был сам смысл, который вкладывается в слово "отчизна". Так или иначе, сознание рок-н-ролла отвязывается от России и перестает искать что-то для себя в этой плоскости - российской культуры XIX века.

Шестидесятники были последними, кто дышал воздухом этой истории - им предоставилась такая возможность в период хрущевской оттепели. Эта та же история перекрыла им кислород. От них остались гимны одиночеству, светлая печаль и уникальные российские блюзы.

Шестидесятники очень дорожили своими несчастными Эго и постоянно друг с другом ссорились. Их учителями были писатели и джазмены Америки. У шестидесятников был свой джаз, и он был музыкой их религии, которую можно назвать стоическим индивидуализмом, но этот джаз не мог впустить в себя осмысленную речь, впитать в себя слово. Сама поэзия была еще слишком сильна как идея, и она не могла сбросить с себя свое достоинство и пойти на службу в джаз-бенд. "Меня нельзя спеть хором"- гордился Бродский. Шестидесятники не знали, что такое кооперация.

Но времена, они меняются, как пел Боб Дилан, один из учителей Бориса Гребенщикова. Битлз как раз были теми, кто спел хором. И хор они собрали неисчислимый.


Пожалуй, Аквариум был самым радикальным методом отстранения. В ту эпоху Государственной Машины они смогли забыть о ней как о страшном сне и не стараться его припомнить. Они смогли начать строить свой замок и вступить в эпоху Нового Средневековья раньше, чем кто бы то ни было.

Аквариум вышел на принципиально иной уровень сознания, подключившись к тому, что уже было сделано на Западе. На том уровне сознания нет истории, но есть музыка и мифы, и конечно, Битлз были их проводниками.

Переориентация русского сознания началась с Битлз. Градский, Макаревич, Козлов хором свидетельствуют: все началось с Битлз. В 1965 году Борис Гребенщиков приходит из школы, настраивает приемник и попадает в Битлз. Ему открывается смысл жизни.

Звуки Битлз переворачивали старую вселенную. Все, кроме Битлз, разом увиделось чудовищным нагромождением сложностей.

"Были рождены мы в круге света" - споет Макаревич в 1989. Все песни Машины Времени, Аквариума и некоторых других можно увидеть как попытку воплотить тот первичный световой импульс, рожденный Битлз, то ощущение небывалости мира, когда "стало видно далеко во все стороны света".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Моя жизнь. Том I
Моя жизнь. Том I

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка
Бах
Бах

Жизнь великого композитора, называемого еще в XVIII веке святым от музыки, небогата событиями. Вопреки этому, Баху удавалось неоднократно ставить в тупик своих биографов. Некоторые его поступки кажутся удивительно нелогичными. И сам он — такой простой и обыденный, аккуратно ведущий домашнюю бухгалтерию и воспитывающий многочисленных детей — будто ускользает от понимания. Почему именно ему открылись недосягаемые высоты и глубины? Что служило Мастеру камертоном, по которому он выстраивал свои шедевры?Эта книга написана не для профессиональных музыкантов и уж точно — не для баховедов. Наука, изучающая творчество величайшего из композиторов, насчитывает не одну сотню томов. Лучшие из них — на немецком языке. Глупо было бы пытаться соперничать с европейскими исследователями по части эксклюзивности материалов. Такая задача здесь и не ставится. Автору хотелось бы рассказать не только о великом человеке, но и о среде, его взрастившей. О городах, в которых он жил, о людях, оказавших на него влияние, и об интересных особенностях его профессии. Рассказать не абстрактным людям, а своим соотечественникам — любителям музыки, зачастую весьма далеким от контекста западноевропейских духовных традиций.

Анна Михайловна Ветлугина , Марк Лебуше , Сергей Александрович Морозов , Сергей Шустов

Музыка / Современная русская и зарубежная проза / Документальное / Биографии и Мемуары