История татар Пензенского края. Том 1

И. Н. Мавлюдов в своей диссертационной работе о татарской деревне 20-х. гг. характеризует религиозные школы следующим образом: «Однако около 95 % всех конфессиональных учебных заведений, оставались оплотом традиционного мусульманского общества. Поэтому учебные заведения оказались в эпицентре довольно жесткой идеологической борьбы за умы подрастающего поколения, поскольку они являлись наиболее эффективным инструментом воздействия на общественное сознание. Среди архивных документов встречается большое количество документов, написанных на арабском языке, что является доказательством распространения грамотности среди татарского населения. Другой вопрос заключается в том, что понималось под термином неграмотность. Под неграмотностью татарского населения, как и других национальных меньшинств, подразумевалось незнание русского языка. Изучение русского языка по мусульманским канонам считалось грехом. Поэтому в силу того, что русский язык являлся не только государственным, но и языком делопроизводственным, татарских крестьян можно считать условно неграмотными»[342].

Тот же уже упомянутый автор многих книг о татарах Я. Д. Коблов писал по этому поводу: «Между тем жизнь шла вперед; в жизни оказались необходимыми познания другого порядка, без которых практически обойтись никаким образом нельзя. Как бы ни огораживали себя татары «китайской» стеной от влияния других народностей, они не могли не видеть, что из общеобразовательных школ выходят люди развитые, чем из конфессиональных школ, что другие народности, как более образованные, будут иметь перевес над ними. Начали появляться статьи и романы, угрожающие, что если татары будут продолжать оставаться на прежнем уровне образования, то через 100–200 лет их ожидает неминуемая гибель[343].

Но надо заметить, что на этом месте Я. Д. Коблов явно искажает подлинное состояние дел. С татарской школой, как мы знаем, боролись не отдельные чиновники или миссионеры, а боролись на официальном государственном уровне. Ко всему вышесказанному надо добавить, что своей борьбой против светской образованности татар, правительство преследовало, как мы уже отметили, цели русификаторского направления и денационализации народа. Правительство считало, что приобщение к русской литературе и культуре в конечном итоге приведет к обрусению инородцев.

Большинство татар, как писали об этом христианские миссионеры, «вследствие ложной боязни, как бы их дети не утратили веры или не усвоили взглядов, противоречащих религии, избегали отдавать детей в русские учебные заведения и пытались решить вопрос об общем образовании иным путем – путем строения национальных мусульманских училищ, в которых дети могли бы получать образование, не подвергаясь опасности утратить верования или свою национальность». Отмечалось также, что идея о создании национальной общеобразовательной школе появилась в «чаду революционного брожения после 1905 г.», когда одновременно возникла у некоторых «мелких народностей» мечта создания собственной автономии и которые «потеряли всякое чувство меры» в преследовании своих национальных целей, стремлении к сепаратизму. Они мечтали о своей татарской автономии и распространяли эти мечты в народ – о национальной школе, с правительственной субсидией, но без правительственного надзора, с изгнанием русского языка (и русских преподавателей) и с преподаванием всех предметов на татарском и даже на турецком языке[344].

Создание же собственной светской школы было пределом мечтаний значительной части татарской интеллигенции, но мусульманское духовенство преимущественно было против этого. После революции 1905 г. татарам все же разрешили учиться в русских учебных заведениях. Появились русско-татарские школы в с. Лямбирь, Мочалейка, Татарская Пишля и других населенных пунктах. Наряду с магометанскими школами при Кочалейской и Мочалейской мечетях Чембарского уезда существовали и филиалы медресе Уфы и Астрахани, которые готовили кадры священнослужителей.