Далее наш взор упирается в крутые отроги Самарской Луки, на мысах которой мы видим городища так называемого «белогорского типа», культуру которых самарский археолог Г.И. Матвеева трактует как южный вариант ананьинской культуры [Матвеева, 2000, с. 84–86]. Характерным признаком
Всего на Самарской Луке известны 10 городищ, в культурном слое которых содержится белогорская керамика (Белая Гора, Лысая Гора, Манчиха, Задельная Гора, Каменная Коза, Царев Курган и др.), расположенные строго по левому берегу р. Волга. За пределами указанной территории памятники белогорского типа не известны. Так же, как пока не известны и могильники белогорского типа.
Генезис, этнокультурная принадлежность и исторические судьбы населения, оставившего памятники белогорского типа, до сих пор остаются загадкой для исследователей. Г.И. Матвеева, по материалам изучения сосуда из раннеананьинского Гулькинского могильника, исследованного на левом берегу р. Утка в современной Ульяновской области, украшенного треугольными вдавлениями по шейке, считает возможным «включить поселения с белогорской керамикой в круг памятников ананьинской культуры в качестве ее южного варианта» [Матвеева, 2000, с. 85 и сл.]. Насколько это предположение верно, сейчас сказать трудно, поскольку материалы белогорского типа крайне ограниченны. Но если это так, то ареал восточно-финских (ахмыловских) племен в первой половине 1 тыс. до н. э. должен быть расширен далеко на юг от основной территории их расселения. Т. е., может быть и так, что одна из групп «ахмыловцев», оставивших левобережье Средней Волги, продвинулась вниз по Волге и остановилась на Самарской Луке.
Время существования памятников белогорского типа на Самарской Луке Г.И. Матвеева связывает со временем существования ананьинской (ахмыловской) культуры в Среднем Поволжье. Как предполагает исследователь, «белогорцы», подчиняясь общему движению волжско-финских племен на восток, на рубеже VI–V вв. до н. э. ушли в Прикамье, «где позднее приняли участие в формировании
Основную массу находок на поселениях городецкой культуры составляют фрагменты характерных сосудов — горшков и банок, украшенных отпечатками рогожного штампа или сетки.
И хотя могильники городецкой культуры пока еще не выявлены, по имеющимся материалам можно судить о том, что по своим морфологическим признакам она заметно отличается от синхронных культур Волго-Камья — пьяноборской и караабызской. Соответственно, есть основания предполагать, что и этнокультурная принадлежность носителей указанных культур не была идентичной. Вместе с тем большинство современных исследователей рассматривают городецкую культуру как этногенетическую основу древней мордвы, а саму культуру относят к поволжским финно-уграм [Ледяйкин, 1975]. Однако, учитывая очевидные отличия городецких материалов от материалов прикамско-приуральских культур эпохи раннего железного века, в которых угорский этнокультурный субстрат более предположителен и вероятен, думается, что более правильным будет отнесение городецкой культуры к этнокультурному ареалу восточно-финских культур Восточной Европы.