Между поздними ананьинскими и ранними пьяноборскими памятниками прослеживается и определенная преемственность, свидетельствующая об этногенетическом родстве носителей этих культур. Прежде всего, почти все пьяноборские городища низовьев Белой и на Каме расположены на местах предшествующих ананьинских поселений. Много общего находим мы и в хозяйственно-культурном типе ананьинских и пьяноборских племен, где по-прежнему ведущими отраслями остаются пастушеское скотоводство и охота с явно промысловым уклоном. Традиционной остается конструкция жилищ: прямоугольные бревенчатые постройки с углубленным на 50–60 см. в землю полом; обогревались и освещались такие дома открытыми очагами-кострищами, расположенными по центральной оси жилища. Такие жилища — большие бревенчатые дома со слабо углубленным в землю полом — были характерны как для «ахмыловцев» (Малахайское городище), так и для «ананьинцев» (Аргыжское городище) [Патрушев, 1992, с. 57; Черных, 1995]. Следы подобной постройки зафиксированы и на Охлебнинском городище караабызской культуры [Пшеничнюк, 1973, с. 194]. От своих предшественников и предков их перенимают «пьяноборцы» (лишнее свидетельство непрерывности этнокультурного развития прикамско-приуральского населения).
Правда, в отличие от своих предшественников, «пьяноборцы» устраивали свои родовые могильники рядом с городищами, на соседнем высоком мысу или сразу же за оборонительным валом. На каждом таком могильнике были специальные семейные участки, отделенные друг от друга свободным пространством. Хоронили покойных в неглубоких прямоугольных могилах и ориентировали их тоже в сторону реки.
Убранство пьяноборского женского костюма (рис. 4) заметно отличалось как от ананьинского, так и от караабызского. Правда, там тоже было много металла, что, по-видимому, является продолжением волжско-финской традиции, но все многочисленные бронзовые бляшки-нашивки, накладки, подвески и перстни имеют совершенно неповторимый облик. Прежде всего, у «пьяноборцев» совершенно отсутствуют изделия с выраженными изображениями животных, но зато абсолютно преобладают прорезные ажурные нашивки, украшенные сквозными геометрическими узорами: завитушками, треугольничками, спиралями и т. п. Часто встречаются крупные прямоугольные нагрудные бляхи с орнаментом в виде цветков, полусферических выпуклин, «псевдошнура». Но особую неповторимость пьяноборским погребальным комплексам придают находки оригинальных бронзовых поясных застежек в виде больших «эполетов», состоящих из трапециевидной пластины-крючка и круглой или овальной бляхи, соединенных тремя и более бронзовыми жгутами. Очень много в пьяноборских могильниках встречается южных импортных украшений: стеклянных и фаянсовых бус в виде фигурок львов, жуков-скарабеев, виноградных гроздей, амфор, мужских гениталий и бронзовых древнеримских застежек-фибул с латинскими надписями. Особенно богат такими находками пьяноборский могильник у с. Новосасыкулево, исследованный археологами С.М. Васюткиным и В.К. Калининым. Эти и подобные им находки, имеющие хорошо датированные аналогии в крымских и кавказских могильниках римского времени, наглядно свидетельствует о том, что пьяноборская и караабызская культуры, возникнув в 1 тыс. до н. э., благополучно «переваливают» через рубеж тысячелетий и доживают в лесном и лесостепном Приуралье почти до следующей исторической эпохи, известной в истории как «эпоха Великого переселения народов». Завершающим процессом финно-пермской этнокультурной доминанты в Волго-Камье и Приуралье, приходящимся на период III–V вв., явилась трансформация пьяноборской этнической общности в два родственных образования:
Таким образом, известные археологические культуры эпохи раннего железного века показывают, что в 1 тыс. до н. э. Волго-Уральский регион в его лесной и лесостепной части представлял собой центр финно-пермской ойкумены, южная граница которой в течение указанного периода стабильно проходила по Средней Волге, Каме в ее нижнем течении, правобережью среднего и нижнего течения р. Белой. В современном Башкирском Приуралье финно-пермские племена соседствовали с ранними кочевниками Урало-Поволжья, по степному коридору между реками Белая и Дёма доходившими до широты современного г. Уфы, а к западу, вплоть до Волги, простиралась обширная лесостепь, в рассматриваемую эпоху представлявшая собой своеобразную «буферную зону» между финно-пермским (оседлым) и индо-иранским (савромато-сарматским) этнокультурными мирами.