По мере выхода из города, чрез Коломенскую заставу, войска располагались на привале, по сторонам дороги. Кутузов приказал „провести себя чрез Москву так, чтобы ни с кем не встретиться“, проехал верхом от Арбатских ворот, вдоль бульваров, к Яузскому мосту, и миновав заставу, сел на скамейку, близ самой дороги, у старообрядческаго кладбища. Там он получил донесепіе из арріергарда, об условіи, заключенном Милорадовичем, коим обезнечивалось отступленіе нашей арміи чрез Москву, и отправился по рязанской дороге, приказав идти за собою войскам, успевшим миновать заставу (,7). Между тем, Барклай. у Яузскаго моста, пропускал мимо себя войска и удерживал их в порядке. В этот день он оставался на коне восьмнадцать часов сряду, разослав по всему городу своих адъютантов с казачьими командами, для ускоренія марша войск и для сбора отсталых (18). Геройская неустрашимость в битве при Бородине и благоразумный распоряженія при отступленіи чрез Москву помирили Барклая с арміею, но народ, в сленой ненависти ко всем носившим иностранное имя, не переставал подозревать его в измене.
Положеніе нашего арріергарда, оставленнаго в виду Французов, впереди Москвы, было весьма затруднительно. Непріятель мог, преследуя его по извилистым улицам города, не только отрезать часть нашей арміи, еще не достигшую Коломенской заставы, но захватить множество обозов в Москве. Чтобы обезпечить отступленіе главных сил, Милорадович завел переговоры с Мюратом, требуя, чтобы нашим войскам было предоставлено свободное выступленіе из Москвы, и угрожая, в противном случае, драться до последняго человека и не оставить в городе камня на камне. Военная слава Милорадовича, знакомаго многим французски м генералам, и желаніе непріятеля овладеть Москвою, где Французы думали найти груды золота, и успокоиться от трудов тяжкаго похода, все это расположило Мюрата к сговорчивости и способствовало нашей арміи отступить в порядке со множеством» казенных и частных обозов (,п). Утвердительно можно сказать, что хотя некоторые из наших тогдашних генералов превосходили военными способностями Милорадовича, однакоже никто из них не мог исполнить так успешно, как он, порученіе Кутузова — обезпечить выступленіе арміи из Москвы.
Заключив условіе с Мюратом, Милорадович поспешил с аванпостов к своей пехоте уже вошедшей в город. Подъезжая к Кремлю, он встретил командира московская гарнизонная полка генерал-лейтенанта Врозина, с двумя баталіонами, шедшими с музыкою. Со всех сторон раздавались упреки: „Какой это изменник радуется нашему несчастію?**— говорили и солдаты, и жители.
Милорадович, подъехав к Брозину, непостигавшему сделаннаго им промаха, закричал во весь голос: „какой к приказал вам идти с музыкою?" Брозин простодушно отвечал: „Если гарнизон при сдаче крепости получает дозволеніе выступить свободно, то выходит с музыкою: так сказано в регламенте Петра Великаго".—„Да разве есть в рагламенте что-либо о сдаче Москвы? — вскричал Милорадович.—Прикажите замолчать вашей музыке" (20). Получив, вслед за тем, от парламентера, посланнаго в непріятельскій авангард, донесеніе о согласіи Мюрата на свободное выступленіе наших войск, Милорадович сказал: „Видно Французы очень желают занять Москву".
Сам Наполеон, в два часа по полудни, взъехав на Поклонную гору и будучи поражен величественным зрелищем древней столицы русскаго царства, не мог скрыть своего нетерпенія. „La voilà donc enfin cette fameuse ville! il était temps!* (Так вот наконец этот знаменитый город! Да и пора уже!). За тем, соскочив с коня, он долго разсматривал в зрительную трубку, как самую столицу, так и окрестности, распрашивал о положеніи важнейших пунктов хорошо знавшаго Москву Лелорня (Lelorgne) и наконец пушечным выстрелом подал сигнал войскам двинуться к городу. Мюрат устремился к Драгомиловской заставе, Понятовскій к Калужской, Вице-король к Тверской. Как бурныя волны, хлынули, вперед тысячи воинов с восклицаніями: Vive l’Empereur! Кавалерія скакала во весь опор; пехота пустилась бегом. Топот лошадей, звук оружія, говор солдата, смешались в ужасный гул. Свет померк от поднявшейся столбом пыли, и в несколько минут Наполеон с головными колоннами своей арміи уже был у Драгомиловскои заставы. Там ожидал он найти депутацію с мольбою о пощаде города, но, вместо того, получил от высланных вперед офицеров донесеніе об оставленіи Москвы ея жителями. „Moscou déserte! Quel événement invraisemblable. Il faut y pénétrer. Allez et amenez moi les boyards (Москва опустела! Это невероятно. Надобно удостовериться в том. Ступайте туда и приведите мне бояр), сказал он графу Дарю, отправляя его в город (**).