История Церкви. Вторая ступень. История

Чуть ниже митрополит Сергий отвечает на вопрос о том, почему Церковь в СССР не может быть вне политики:

«Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти (выделено мной. – А.З.). Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела».

Здесь заместитель Патриаршего Местоблюстителя уже идет на очень сильное сближение с властями, по сути, давая большевикам право управлять кадровой политикой Церкви. В любой момент представители власти теперь могли заявить, что «политические симпатии» того или иного епископа мешают ему занимать кафедру или оставаться на свободе.

Эффект от «Декларации митрополита Сергия» был похож на взрыв бомбы. Целые епархии на время отказывались подчиняться заместителю Патриаршего Местоблюстителя и его Синоду. Во многих храмах поминали имя митрополита Петра, но не молились о владыке Сергии. Наиболее радикальные противники «Декларации» ушли в катакомбы и стали говорить о том, что в легальной Церкви не совершаются таинства, что она безблагодатна[177]. О судьбах катакомбного движения в СССР мы поговорим в одной из последних глав книги, а пока посмотрим, к чему же привела попытка митрополита Сергия наладить отношения с Советской властью.

«Декларация» не принесла желаемого результата. Попытка спасти Церковь как организацию практически провалилась. В 1929 году Президиум ВЦИК принял «Постановление о религиозных объединениях». В нем впервые появляются знаменитые «двадцатки» – минимальное число граждан старше 18 лет, отвечающих за культовое здание и зарегистрированных как группа верующих. С этого момента Церкви запрещалась всякая иная деятельность, кроме богослужебной, а власти в любой момент могли отказать общине в регистрации или отменить уже действующую, что автоматически вело к закрытию храма[178].

С 1930 года клирики отдают 75% своих доходов по закону. Часто священников облагают непосильными поборами или возлагают на них трудовую повинность, а если община не может уплатить непомерно завышенные налоги, священника арестовывают, а храм закрывают. О гонениях на Церковь говорил и сам митрополит Сергий. 19 февраля 1930 года он пишет письмо «О нуждах Православной Церкви в СССР», в котором, в частности, говорит о непомерных трудовых повинностях, налагаемых на священников:

«…чтобы при назначении трудовой повинности принимался во внимание как сообразный со здравым смыслом размер налагаемой повинности (напр., на священника села Люк Вотской области наложено срубить и расколоть 200 кубов дров), так и возраст и состояние здоровья подвергаемых повинности»[179].

Власти устраивали безбожные пятилетки, сажали в тюрьмы, отправляли в ссылки и расстреливали тысячи епископов, священников и мирян. Историк Сергей Фирсов в своей книге о митрополите Сергии приводит страшные цифры гонений на верующих: «В одном только 1937 г. репрессировали 136 900 представителей православного духовенства, из которых 85 300 – расстреляли, в 1938 г. на 28 300 репрессированных пришлось 21 500 расстрелянных; в 1939 г., соответственно, – 1500 и 900; в 1940 г. – 5100 и 1100; в 1941 г. – 4000 и 1900»[180].

Столь же стремительно закрывались и православные храмы: