История войн и военного искусства

Если олигархической интриге дать подобающую оценку, то положение вещей становится достаточно понятным. В то время как Демосфен, командующий в Пилосе, считал завоевание Сфактерии возможным, Никий и его клика преувеличивали трудно­сти предприятия, не столько из природной трусости, хотя Никий и не был героем, сколько из предательских соображений, чтобы не сделать перевес Афин над возлюбленной Спартой слишком большим. Этому противился Клеон, и вот «благора­зумные» люди, так как Клеон не был полководцем и не имел на это даже никаких претензий, пришли к той коварной мысли,

которую им приписывает Фукидид. Поэтому Фукидид может рас­сматриваться как их единомышленник. Наоборот, все, что он хочет прочитать в душе Клеона и афинской демократии, — не что иное, как злостная болтовня. Клеон действовал столь же правильно, как и умно, противясь предательским махинациям олигархии, афинская же демократия делала то, чего требовали интересы Афин, послав своего уполномоченного с необходи­мым подкреплением и полной властью к своему искуснейшему полководцу, который был достаточно способен и решителен, чтобы завоевать остров Сфактерию.

После такого большого успеха афиняне были менее чем когда-либо склонны выслушивать мирные предложения спар­танцев. Наоборот, они бросились со всеми силами на Мегару и Беотию, но имели лишь половинный успех в Мегаре и почти полную неудачу в Беотии, проиграв битву при Делионе. Особенно тяжелым ударом для них было победоносное продвижение в их фракийских владениях спартанского полко­водца Бразида; они потеряли здесь город Амфиполь благодаря небрежности Фукидида; последний владел большими горны­ми копями на фракийском берегу, для защиты которых ему было предоставлено командование над афинским флотом. Он иску­пил свою вину 20-летним изгнанием из родного города, при­чем, по сообщению не его самого, а другого историка, это произошло по предложению Клеона, что, конечно, увеличи­ло его ненависть к последнему. Война во Фракии не прекра­тилась во время заключенного в 423 г. в Афинах под влияни­ем олигархической партии перемирия, являвшегося предве­стником всеобщего мира.

Клеон возражал против этого мира, по мнению Фукидида, из недостойных побуждений, фактически же опять-таки вполне в духе перикловского военного плана. Перикл хотел, чтобы Афи­ны железной рукой удерживали свое морское могущество, и Клеон требовал как раз в том же духе, чтобы господство Афин во Фракии во что бы то ни стало было восстановлено прежде, чем начались приготовления к миру. Возражение, сделанное также Дельбрюком, что вследствие мира Афины могут полу­чить Амфиполь и другие свои фракийские владения, совпадает с этим по двоякой причине. Прежде всего Клеон совершенно не доверял спартанцам и их друзьям олигархам в Афинах; насколь­ко он был в этом прав — показывает то, что, когда после его смерти был действительно заключен мир, Спарта не сдержала своего обязательства вернуть Амфиполь. Во-вторых, для со­хранения и укрепления афинского морского владычества имел

большое значение вопрос, смогут ли Афины собственными си­лами вернуть под свою власть отложившихся союзников или же приобретут их по милости спартанцев.

Ввиду того что Никий и олигархическая партия вели войну во Фракии очень медленным темпом, Клеон был и на этот раз вынужден заставить последовать своему совету. «Он прину­дил афинян,— пишет Фукидид,— послать его с флотом к фра­кийскому берегу, для чего он получил 1200 гоплитов, 300 всад­ников и значительное количество союзных войск». Хотя Кле­он и не был полководцем, он начал поход счастливо, покорил несколько отложившихся городов и расположился лагерем перед Амфиполем с вполне понятным намерением подождать вспомогательных македонских войск, прежде чем начать ре­шительное нападение на Бразида.