История войн и военного искусства

при­надлежал к олигархической пар­тии; так же, как и Никий, он был крупным землевладельцем. По­этому, что бы тот ни делал, он все находил «разумным», хотя бы это было крупнейшее мошен­ничество; все же, что делает Клеон, он считает «безумным», хотя бы это было выдающееся дело, чрезвычайно благоприятное для афинян в Пелопоннесской войне. Хотя г. Дельбрюк находит, что оценка Клеона Фукидидом — «в высшей степени трудная тема и тончайшая психологическая проблема мировой военной ис­тории», однако мы решительно заявляем, что здесь мы не можем последовать за ним. Что же го­ворит Фукидид о Клеоне? Он был якобы самым жестоким на­сильником и, имея громадное влияние на народ, раздувал вой­ну, так как во время мира стали бы явны его злодеяния и его клевета не внушала бы к себе никакой веры. Нам не дано уви­деть в этих сплетнях хоть какой-нибудь смысл, не говоря уже о беспримерно глубоком смысле. Возможно, что наша способность понимания в данном случае несколько притупилась вследствие другой болтовни, сходной с этой целиком по своему духу и весь­ма однородной по своей фразеологии, в которую в течение деся­тилетий впадали листки продажной прессы, утверждая, что со­циал-демократические агитаторы — самые грубые демагоги, име­ющие громадное влияние на народ, раздувающие классовую борьбу потому, что при социальном мире они не смогут высту­пать со своими злобными измышлениями.

Перикл

Г. Дельбрюк утверждает, что Клеон стремился к гегемонии Афин над Грецией и этим проявил себя как весьма близорукий политик. Однако это утверждение основано на весьма двусмыс­ленном толковании одного места из Фукидида. Возможно, что Фукидид хотел сказать здесь нечто совсем другое; но если даже он полагал именно так, как понимает его Дельбрюк, то и в этом случае его утверждение не может быть правильно, потому что Фукидид всегда говорит о Клеоне в тоне такой слепой ненавис­ти, которая должна была бы, по крайней мере, помешать ему упрекать других в злостных измышлениях. К счастью, зло так

велико, что оно в себе самом скрывает источники исцеления. Фукидид до такой степени увлекается чувством ненависти к Клеону, что его преувеличения до известной степени сами себя исправляют, и если его описания очистить от очевидных подо­зрений, направленных против Клеона, то из них с достаточной ясностью вытекает, что афинская демократия и предводитель ее Клеон продолжали перикловский способ войны, в чем им, ко­нечно, мешал Никий со своей олигархической бандой, вынуж­дая их этим к преувеличенной страстности и беспощадности. Кроме того, Клеон проводил эту политику, руководствуясь, в сущности, теми же методами и целями, что и Перикл.

Первый раз Фукидид упоминает имя Клеона в 427 г., когда шел вопрос о том, как следует наказать митиленцев, отпавших от Афин почти со всем островом Лесбосом, проектировавших это отпадение еще до начала Пелопоннесской войны, но не нашед­ших тогда со стороны Пелопоннесского союза желаемого сочув­ствия. В Митиленах — крупнейшем городе острова — господст­вовала олигархическая партия. Момент, когда Афины были опу­стошены чумой, она сочла благоприятным для осуществления своих старых планов, тем более что она была милостиво услы­шана Пелопоннесским союзом. Митиленцы не имели никакого повода к отпадению; остров Лесбос был свободным союзником Афин, с собственными военными силами и полной независимо­стью; они не могли пожаловаться ни на какую несправедливость со стороны Афин. Тем большее возмущение вызвало их отложе­ние в Афинах, и, когда с большим трудом они были покорены снова, афиняне решили, по предложению Клеона, в наказание митиленцам казнить всех мужчин и продать в рабство женщин и детей. Однако как только было принято это жестокое решение, пришло раскаяние, и на следующий же день состоялось новое собрание, чтобы еще раз пересмотреть этот вопрос; на этом со­брании Клеон в речи, подробно приводимой Фукидидом, настаи­вал с еще большей резкостью на своем первоначальном предло­жении, однако с тем результатом, что вчерашнее решение было отвергнуто большинством, хотя и ничтожным.

Эту единственную речь Клеона Фукидид приводит, оче­видно, с намерением представить его «как самого жестокого из всех» и, уж наверное, не в пользу Клеона. Но даже эта речь показывает, что Клеон, по меньшей мере, не был тем льстящим народу демагогом, которым он должен был быть по Фукидиду и еще больше по Аристофану. Клеон начал со следующих слов: «Я уже много раз видел при различных об­стоятельствах, что демократическое государство не может

Греческий всадник-эвпатрид VI—V вв. до н. э. и спартанский гоплит 480 г. до н. э.