История войн и военного искусства

При всех своих аппетитах к испанским колониям голландс­кие купцы прежде всего поддерживали отечественную промыш­ленность — шерстяные фабрики в Лейдене, полотняные в Гар­леме, многочисленные предприятия, необходимые для построй­ки кораблей, и не менее многочисленные предприятия, которые были нужны для переработки заморского сырья: табачные фаб­рики, москательные фабрики, сахарные, гранильни алмазов. Ин­теллигентные и прилежные рабочие, которых капиталистичес­кий абсолютизм изгонял из других стран, находили в Голландии радушный прием. Каждый уголок страны жужжал, как пчель­ник. Что мог поделать Голиаф против этого Давида, когда даже во время ожесточеннейшей борьбы на жизнь и смерть нельзя было закрыть испанские гавани для голландских кораблей? Унич­тожив испанскую промышленность, Филипп II должен был по­купать каждый крючок, каждый канат, каждый гвоздь у своих смертельных врагов, которые умели назначать хорошие цены.

Голландцы были кальвинистами; кальвинизм, родившийся в Женеве, соответствовал идеологическим потребностям буржу­азного торгового капитала. Поэтому вполне понятно, что ис­панские иезуиты того времени говорили: «ересь окрыляет тор­говый дух», не давая, однако, этими словами блестящего дока­зательства своей прославленной мудрости.

Но что можно сказать, когда новейший историк военного искус­ства в своем далеко не плохом сочинении, о котором мы будем еще говорить, объясняет силу военного сопротивления нидерландских мятежников «лишь во вторую очередь благоприятными внешними условиями, в первую же — внутренними силами реформации».

Таким образом, возраставшая хозяйственная сила Голлан­дии проистекала будто бы косвенным образом из религиозной догмы, из освящения буржуазной, особенно же торговой, дея­тельности протестантизмом, из вновь рожденной нравственной идеи с ее трансцендентальным могуществом. Косвенным обра­зом? О, да! Насколько это верно — знает, возможно, бог, а мо­жет быть, и сам черт! Но сами голландские кальвинисты хоро­шо знали, откуда непосредственно вытекало «несравненное бла­госостояние Нидерландов», повторяя в своих утренних и вечерних молитвах крылатые слова: «Торговля должна быть сво­бодной, хотя бы и в самом аду; если господин сатана будет пла­тить хорошие деньги, то ему надо хорошо служить».

В действительности «хорошие деньги» и решили войну между Испанией и Голландией. Когда герцог Альба в 1567 г. отправил­ся в Нидерланды для подавления восстания, его войско, дости­гавшее для того времени очень большого количества — 20 000 бойцов, состояло главным образом из испанцев и затем уже из итальянских, валлонских и немецких наемников. С противопо­ложной стороны выступали также наемники, но в весьма пест­ром смешении — немцы, англичане, шотландцы и французы,— здесь не было того крепкого ядра, которое давали войску Альбы национальные испанские отряды с их фанатичной ненавистью к еретикам. Военное превосходство было на стороне испанцев.

Во всяком случае голландцам очень благоприятствовало то, что они имели сильные оборонительные средства в своих, об­несенных стенами, городах, в самой природе страны с ее много­численными плотинами и шлюзами, которые при искусствен­ном затоплении в высшей степени затрудняли осаду городов, наконец в гезах[18] народной милиции (geuse). Однако сопротив­ление опять-таки парализовалось тем, что, в то время как гезы рекрутировались из низших классов населения (уже само слово

Взятие Брилле «морскими гезами» в 1572 году. Гравюра 1583 г.

«гез» означает нищий), голландские купцы гораздо более скло­нялись к миру с испанцами, и богатые города, как, например, Амстердам, в течение лет медлили отложиться от испанцев. Если принять еще во внимание, что Испания представляла собой могучую монархию, а генеральные штаты 7 восставших про­винций были связаны весьма несовершенной федеративной кон­ституцией, наподобие швейцарских кантонов, то военный пе­ревес окажется, несомненно, на испанской стороне.

И если после длительной борьбы чаша весов склонилась все же на сторону Нидерландов, то это во всяком случае не было результатом трансцендентального могущества новых нравствен­ных идей, но следствием весьма прозаического факта, что гене­ральные штаты могли платить жалованье своим наемникам ак­куратно. Испанская же монархия не могла этого делать. Испан­ское войско было совершенно расшатано, даже в своем национальном испанском ядре, продажностью военных началь­ников и мятежами среди солдат. «Испанские зверства» (furia espagnole) превратились в пословицу. Что под этим подразуме­валось, видно из следующего факта. 4 ноября 1576 г. был ужас­нейшим образом разграблен Антверпен — самый оживленный, богатый торговый город христианского мира, затмивший даже славу Генуи и Венеции, о котором было сказано: мир — кольцо, и Антверпен — бриллиант в нем. Он был разграблен наемника­

ми испанского войска, так как им не было уплачено их жалова­нье; ратуша и 600 буржуазных домов были сожжены; свыше 10 000 жителей были убиты и сброшены в воду.