Члены неофициального комитета императора не разделяли заключения Государственного совета; не разделял его и император Александр, полагавший вместе с ними, что одна сила не давала никакого права присоединить к империи страну, если сами жители ее того не желали.
Находя, сверх того, многие невыгоды от подобного присоединения, члены комитета убедили императора вопрос этот вторично передать на рассмотрение Государственного совета, причем Александр уполномочил генерал-прокурора Беклешева заявить совету «о крайнем отвращении его императорского величества поступить на принятие царства того в подданство России, почитая несправедливым присвоение чужой земли».
Через четыре дня после первого своего постановления Государственный совет 15 апреля снова разбирал вопрос о присоединении Грузии. Совет остался при первом своем мнении.
Желание, заявленное всем народом быть в подданстве России, устраняло всякий вид насилия, произвола и несправедливости в деле его присоединения к империи. Притязание персидских шахов на верховную власть в Грузии и постоянное оттого разорение страны заставили народ искать покровительства России и тем избегнуть от ига варварского. Что же должно было ожидать Грузию тогда, когда она публично заявила свою радость о новом положении, в которое перешла вследствие манифеста императора Павла и в котором надеялась получить защиту и покой? Оставляя страну на собственный ее произвол и отрекаясь от покровительства, Россия предала бы ее всем жестокостям и мщению хищного соседа – Персии, ожидавшей удобного только случая к тому, чтобы захватить ее в свои руки. Величие и справедливость России требовали, чтобы Грузия не была предоставлена своим собственным силам, а оставление ее только под покровительством было бы невыгодно для самой империи.
В самом деле, покровительствуя Грузии, Россия должна была содержать там достаточно войск для ограждения ее от нападений неприятельских. Содержание этой силы вовлекало государство в излишние и бесполезные расходы. Посылать же войска в Грузию только тогда, когда в них встречалась необходимость, было невозможно. На одно приготовление пути для движения через горы необходимо было столь много времени, что соседи всегда успели бы вторгнуться и окончательно разорить страну.
«Но и для самой России вредно покидать Грузию, – сказано в журнале Государственного совета. – Оставленная своему жребию, земля сия сделается необходимою жертвою соседей своих, и христианское в той стране владение истребится. Сие одно уже угрожает границам российским пагубнейшими следствиями. Доселе спокойствие оных, исключая собственной войсковой обороны, ограждалось знатно и тем, что Грузия, имея положение свое посреди горских народов, разделяла их физически, препятствуя при малейшем соглашении свободно соединяться. Не менее того мешало царство то и политическими соображениями соединяться тем народам, кои сколь частые имеют между собою раздоры, охотно однако же соединяются для набегов на земли соседние, ради грабежа…
Может еще случиться, что народ грузинский, избегая конечного разорения от соседей своих, отдастся в подданство Порте и при сем уже событии следствия, кои оттого произойти могут для России, являют поистине страшную картину[523]
.Единоверие соединит, конечно, все толпы обитателей Кавказских гор под владычество турецкое, и что тогда должно будет противопоставить силам их, в случае разрыва с Портою, коего всегда, от собственного турок непостоянства и от внушений посторонних держав, ожидать можно? Какими средствами оградить пространство более 800 верст, где с российской стороны представляется неприятелю свободный вход в места ровные, ничем не прикасаемые; с неприятельской же при первом шаге встречаются неприступные горы».
Все изложенные причины заставили Государственный совет и на этот раз склониться в пользу присоединения Грузии к России. Для большего убеждения в непреложности своего мнения совет полагал необходимым послать Кнорринга в Грузию для того, чтобы он на месте мог определить положение страны и ее потребности и беспристрастно исследовать, может ли Грузия оставлена быть царством независимым.
По повелению императора Александра, теперь согласившегося с мнением Государственного совета, Кнорринг отправился в Грузию, имея в руках замечательный рескрипт императора.