История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Закавказье. Том 2

С окончанием подобной мистерии и в ожидании вечера все присутствующие расходятся по домам.

С наступлением вечера троны освещаются люстрами, уставленными свечами стеариновыми или сальными, смотря по богатству жителей квартала, за счет которых воздвигнут самый трон. Площади, где стоят троны, также освещаются мангалами, а иногда и кострами. Между тем в разных местах, преимущественно близ мечетей, около десяти часов вечера по барабанному бою или другому сигналу собирается кучками молодежь около выставленного значка: она изображает собою те толпы народа, которые спешили на выручку Хусейна.

Зарево пылающих факелов, сосредоточенных группами в десяти или одиннадцати местах, стук барабанов, треск ракет, голоса молельщиков, беспрерывные выстрелы и говор снующей по разным направлениям толпы – все сливается в один общий гул и стон, стоящий в воздухе. Группы факелов означают места, где происходят пляски в память Хусейна.

Собравшаяся у мечети группа открывает свое шествие. Окруженные факелами и под звуки музыки, с разных сторон и непрерывной цепью тянутся от 50 до 100 человек правоверных, левой рукой придерживающих друг друга за пояс, а в правой, приподнятой вверх, держащих длинный, загнутый кверху посох, обнаженный кинжал, пистолет или шашку, которыми и размахивают в воздухе. Мерными прыжками, шаг вперед и шаг назад, в два такта, совершается это движение, причем с каждым прыжком поворачивают голову то направо, то налево. Литаврщики и барабанщики сопровождают партии; крайние в цепи несут мушалы – род сквозных железных фонарей, надетых на длинные жерди и заключающих в себе разное тряпье, пропитанное нефтью; мушалы горят ярко, но распространяют ужасный запах.

В средине партии, кроме двух тулумбасистов, мечется как полоумный из стороны в сторону шиит, с надетой на голове четырехгранной призмой.

Призма эта, составленная из нескольких зеркал и оканчивающаяся сверху пирамидой, увешана ярких цветов шелковыми платками и шалями, но значение ее в этой церемонии неизвестно. Тулумбасисты учащают удары в турецкие барабаны, и все, под такт их и медных тарелок, учащают подпрыгивание. Толпа постепенно разгорячается и приходит в исступление.

– Шах Хусейн, вай Гассан! – кричат одни.

– Ага имам, ага имам! – произносят другие.

– Али джап, Али джап! – кричат третьи.

Между рядами прыгающих снуют мальчики, взрослые и старики, бьющие себя в грудь немилосердно. Три-четыре человека, одетые арлекинами, своими комичными движениями потешают публику, а музыканты неистово колотят в турецкие барабаны, медные тарелки и другие инструменты туземной музыки.

Каждая из таких партий должна обойти весь город или селение и побывать непременно в тех местах, где живут почетные лица. Если случится, что одна партия встретится с другою, то движения в обоих учащаются, прыжки увеличиваются, все потрясают своим оружием и еще более воспламеняются.

– Сейдар-гейдар (государь идет)! – кричит толпа, как бы готовая на защиту своего имама.

Пляшущие впадают в страшную экзальтацию и увлекаются до того, что не сознают своего положения и не чувствуют своей усталости; пот течет с них градом, они захлебываются, и самое дыхание их превращается в свист и шипение.

«Кроме того, – говорит очевидец, – они отдают друг другу честь; этот салют выражается уменьем ловко, не прерывая цепи, свернуться в круг и пропустить вперед гостей или партию другого околотка. Все партии посещают непременно те дома, где в течение года был покойник. Дом, которому сделана эта честь, высылает, по состоянию, деньги и сахар».

Среди самого разгара беснования раздается где-нибудь голос муллы, остававшегося до сих пор праздным зрителем людского развлечения. Сохраняя до времени глубокое молчание, мулла держит в руках большое черное знамя с жестяным наконечником, изображающим кисть руки – то изображение руки, отрубленной у Хусейна. С первым воззванием и звуками его песни все смолкает и все останавливаются как вкопанные. Заунывная священная песнь муллы одна лишь оглашает тихий ночной воздух. Последние слова муллы вся толпа повторяет в один голос и снова принимается за беснование.

– Вай Хусейн! Шах Хусейн! – слышатся повсюду возгласы, от частого и скорого повторения сливаемые в два слова: – Вах-сей! Шахсей!

Без рубах, в одних шароварах, с открытыми бритыми головами, украшенными клочками волос на висках, шииты доходят здесь до такой степени самозабвения и фанатизма, что бьют себя изо всей силы кулаками в грудь, палками, а иногда и кинжалами по голове. Дикое выражение лиц, освещаемых довольно ярким светом мангалов и факелов, представляет поражающее действие для глаза непривычного к таким картинам.