История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Представившиеся на смотр части оказались, по его словам, в самом грустном положении: многие полки не получили годовых вещей и амуничных денег и почти всем не было выдано жалованья за майскую треть 1826 г. Мундиры на нижних чинах были разных сроков, начиная с 1821 г., «частью с половинным числом пуговиц, так ветхи, что от многочисленных заплат не только не предохраняют от стужи здоровье людей, но даже отнимают вид солдата».

В большей части полков ранцы были изорваны, ремней к ним не было и носились они на веревках и тесьмах. За неполучением годовых вещей, – доносил Паскевич, – почти все нижние чины более одной рубашки, которую на себе носят, не имеют и через то нуждаются крайне в белье. «Зимние панталоны, как объявили мне нижние чины, выдают им носить только тогда, когда бывают в Тифлисе в карауле, а в прочее время сберегаются в полковых цейхгаузах; люди же носят разного цвета брюки, покупаемые ими на собственные свои деньги и из старых казенных панталон переделанные».

Вещевое довольствие зависело не от главнокомандующего, а от комиссариатского департамента Военного министерства и отпускалось из ставропольской комиссии. По принятому порядку, полковые приемщики отправлялись из Закавказья с пешими командами в сентябре за получением на следующий год и часто для пополнения вещей недобранных «по милости комиссии» за прошлое время. По причине разного рода задержек в комиссии, а затем по бездорожью в горах, приемщики возвращались в полки в июне или июле следующего года, т. е. полгода спустя после назначенного срока, «когда рубахи и сапоги износились в прах, а мундиры были в заплатах». Протесты Ермолова были бессильны: «тузы-подрядчики и сытые тогдашние комиссионеры не обращали на них внимания». Достоинство отпускаемых материалов было очень плохое. По свидетельству современника, когда император Николай I, во время коронации, подарил всем офицерам сукно на обмундировку, то дошедшее до офицеров сукно было бурого цвета, «добротою вроде байки, хотя образчики из комиссариата были высланы порядочные».

При таких достоинствах материала и способах его отпуска амуничные вещи еще были в пути, когда вспыхнула персидская кампания. Разбросанные небольшими частями войска с работ, с разных постов и укреплений, налегке и форсированными маршами спешили к назначенным им сборным пунктам. О снабжении их годовыми и другими вещами некогда было и думать, и весьма естественно, что войска явились перед глазами Паскевича не в блестящем виде. Он знал порядок довольствия, знал, откуда и как оно производилось, и удивляться тому, что солдат плохо обмундирован, было нечего. Но случай этот был весьма удобен для опорочения Ермолова, и Паскевич не преминул им воспользоваться.

Впоследствии под его начальством войска были не в лучшем положении. «Мы возвратились из Персии, – говорит участник[960], – в дырах и заплатах, не только солдаты, но и офицеры. На парадах, при взятии Тавриза и после штурма Ахалциха, солдаты в шинелях, офицеры в сюртуках (хотя сам Паскевич и генералы были в мундирах) проходили мимо его (Паскевича) колоннами, шагом и строем ермоловских времен и получали искреннюю благодарность». Но это было тогда, когда Паскевич достиг того, чего искал, а теперь он находил все дурным: полковые подъемные лошади были стары, худы и к службе негодны; конская амуниция настолько ветха, что к употреблению не годилась. Обоз был старого образца, некрашеный и во многих полках заменялся туземными повозками «самого плохого разряда».

Командная часть, по словам Паскевича, была в самом неудовлетворительном состоянии: майор 42-го егерского полка командовал шестью ротами 7-го карабинерного полка, а батальонный и полковой командиры последнего полка с четырьмя ротами находились в другом месте; артиллерия была составлена из разных рот[961]. Войска не знали своих бригадных и дивизионных командиров, и инспекторских смотров почти не было.