Из Карабага Ермолов отправился в селение Зардоб, виделся с ширванским ханом, выехавшим к нему навстречу, и потом проехал в Менгечаур, где ожидал его Измаил-хан Текинский. Алексей Петрович нашел в нем человека «наклонностей развратных, в управлении подвластными неправосудного, в наказаниях не только неумеренного, но жестокого и кровожадного».
Личное свидание с главнокомандующим убедило ханов, что наступил предел их капризной воле, что промежуток времени, разделявший нового главнокомандующего с князем Цициановым, должен исчезнуть безвозвратно, и его заменят ограничение произвола, строгая законность и правосудие.
С другой стороны, личное знакомство с ханами убеждало Ермолова, что пока народ будет находиться под властью таких лиц, как Мехти и Измаил ханы, до тех пор вновь приобретенные мусульманские провинции не сольются с империею и будут не более как неприятельскою страною, временно занятою русскими войсками. Удаление ханов и введение русской администрации являлось необходимостью, и Ермолов стал подготовлять общественное мнение текинцев, что Измаил недостоин быть ханом. Пользуясь тем, что Мехти-хан Карабагский (Тушинский) был бездетен и слабого здоровья, Алексей Петрович находил необходимым, в случае его смерти, не назначать хана, хотя наследником считался его племянник Джафар-Кули-ага, хорошо известный русскому правительству как изменник и виновник истребления персиянами батальона Троицкого полка. Казалось бы, что поступки Джафара должны были удалить его навсегда из Карабага, но генерал Ртищев, по непонятным соображениям, нашел возможным вызвать его из Персии, исходатайствовать прощение, признал его в прежнем полковничьем чине и объявил наследником ханства. Ермолов успел испросить согласие императора не утверждать его ханом, говоря, что найдет благовидные причины не допустить его управлять ханством[316]
.Удаление ханов из их владений было необходимо еще и потому, что почти все они были в постоянных сношениях с персиянами отчасти по родству, а отчасти из желания приобрести более самостоятельности и избавиться от русского правительства, ограничивающего их произвол и дикую волю. Персидское правительство старалось воспользоваться этим желанием, и Ермолов скоро убедился, что в основании политики тегеранского двора лежит вероломство, двуличие и полнейшее невежество – качества, которыми обладал и «сам отличный сын шаха» Аббас-Мирза.
Сохраняя дружественные сношения с Россиею, персидский принц не считал предосудительным вести тайные переговоры и переписку с ханами и возбуждать противу России не только пограничных мусульман, но жителей Дагестана и Грузии. Вскоре по прибытии в Тифлис Ермолов узнал, что царевич Александр решился пробраться в Персию и что тегеранский двор содействует ему в этом присылкою весьма значительной суммы денег. Александр отправил большую часть своей свиты, а сам был задержан анцухцами, согласившимися его отпустить в Кизляр, но не в Персию. Убедившись в коварстве Александра, анцухцы отправили к главнокомандующему семь человек старших и письмо Дельпоццо, в котором заявляли о своей преданности и готовности покориться русскому императору.
«Я имел удовольствие получить ваше письмо, – отвечал Дельпоццо[317]
, – и радуюсь, что вы приняли благое намерение быть верноподданными его величества – это есть единственное средство, которое возвратит вам изобилие в вашем состоянии и утвердит ваше спокойствие, не подвергаясь никаким опасностям; словом, водворит между вами то благоденствие, кое составляет счастие в настоящей нашей жизни.Анцухцы! не подумайте, чтобы я вас обольщал: ложь или неправда мне незнакома; истина и справедливость суть неизменяемые мои правила, и я ручаюсь вам, что вы получите все те выгоды, которыми пользуются сыны отечества. Прошу вас не сомневаться нимало в словах того старика, который в преклонных летах своих не имеет другого удовольствия, другой радости, другого счастия, как в доставлении всего оного народу».
Прием, сделанный Ермоловым, ободрил их и уверил, что русское правительство, но крайней мере на этот раз, не намерено силою оружия принуждать анцухцев к выдаче царевича. Население успокоилось, а Александр, переговариваясь с нами, не прерывал связи с персидским правительством. Он отправил в Тегеран своего приверженца, князя Ивана Цицианова, с шестью человеками старшин, которые должны были остаться там заложниками в доказательство того, что анцухцы наступающею весною проводят царевича в Персию.