История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Главнокомандующему трудно было удовлетворить такому желанию, тем более что из перехваченного письма царевича видно было положительное его желание отправиться в Персию, а не в Россию. Александр писал эриванскому хану, что получил письмо от Аббас-Мирзы, в котором было сказано: «Если Александр-мирза успеет предстать в шахское присутствие в то время, когда представится русский посланник, называемый Ермолов, было бы кстати». Царевич писал, что, получив это письмо, он исполнился таким удовольствием, которое вместимо только на всем пространстве от востока и до запада, что он не едет только по невозможности переезда через горы и не имеет денег. Александр уверил эриванского хана, что в Дагестане «все старшины тамошних городов и деревень, кадии, эмиры, визири и даже дети в колыбелях и мертвецы в могилам и их (дагестанские) птицы суть покорные слуги шаха и его сына шах-заде, и никто не сложит с себя этого долга, если бы даже он был сирота. Если вы пожелаете, они готовы прислать сто тысяч и более войска. Пусть в таком случае шах пришлет к ним воззвание и казну»[328].

Переписка Аббас-Мирзы с царевичем Александром и желание тегеранского двора видеть его у себя до прибытия русского посла ясно указывали, что в лице Персии мы должны были видеть скорее тайного врага, чем союзника, и главнокомандующий понимал, что при тогдашнем положении дел иначе и быть не могло.

Возвращение Абуль-Хасан-хана в Тегеран без всякого ответа относительно уступки Персии земель, приобретенных Россиею по Гюлистанскому трактату, было крайне неприятно шаху и в особенности его воинственному сыну Аббас-Мирзе. Уверенность получить непременно эти земли обратно исчезла сама собою, и оставалась лишь слабая надежда, что, быть может, русский посол согласится уступить хотя часть земель или те пункты, приобретение которых Персия считала для себя весьма важным и необходимым. И вот, по совету своих приближенных, Аббас-Мирза, самовольно и не спрашивая разрешения отца, стал собирать войска, надеясь, что боевая готовность персиян и значительное число персидских войск устрашит посла и заставит его быть более уступчивым в заявлениях тегеранского кабинета. Опасаясь, что такой самовольный поступок может быть не одобрен шахом, и сознавая, что сбор войск не может быть произведен скрытно, Аббас-Мирза распустил слух, что русский посол едет в Персию не с обыкновенною свитою, а с 12-тысячным корпусом[329]. Этого известия, несмотря на всю его нелепость, было достаточно для того, чтобы в Тегеране одобрили осторожность и меры, принятые авангардным начальником, и Аббас-Мирза получил разрешение не только собирать войска, но укреплять границы, чинить старые и строить новые крепости. Приближенные шаха советовали ему поддержать свои требования силою оружия, и большинство из них желало разрыва с Россиею.

«Жители пограничных земель в Персии, – доносил Ермолов[330], – желают очень войны, ибо в продолжение оной правительство их ласкает, боясь измены, и не взыскивает податей. В мирное время подати разорительные и способ управления злодейский. Знатные люди государства все ищут войны: они тогда удовлетворяют корыстолюбию своему, расточая казну шахскую. Легко, быть может, что Англия сильным влиянием своим возбудит войну, дабы Персия не обратила внимания своего на беспокойства в Индии, а более опасаясь, чтобы мы, по дружественным с нею связям, не заставили ее на них оглянуться».

Несмотря на личное желание шаха сохранить мир, он, по совету англичан, готовился к военным действиям. Услужливые союзники обучили до 3200 регулярных войск и, чего прежде никогда не было, формировали регулярную кавалерию. По всему видно было, что Персия желала встретить посла во всеоружии и готовая на всякие случайности.

А.П. Ермолов спрашивал императора, как поступить ему в случае возобновления вопроса о возвращении Персии приобретенных нами земель. Не было сомнения, что персидское правительство будет домогаться в Тегеране того, чего не достигло в Петербурге, а между тем личный осмотр части границ и сведения, доставленные полковником Ивановым и штабс-капитаном Муравьевым[331], убеждали главнокомандующего в невозможности уступить хотя бы самый незначительный клочок земли.