История волков

Она оправдывалась перед собой. Она придумывала для меня аргументы, выстраивая свою оборону. Она пыталась убедить меня в чем-то, и, пока она говорила, я видела, как она невольно выпрямляет спину, интуитивно ища точку опоры.

– Послушай, Линда. – Она старалась говорить шепотом, и все ее согласные превращались в шипящие. – Я не слишком умею объяснять. В этом смысле я не такая, как Лео. Когда закончился наш семестр, я пригласила его сходить со мной в кафетерий и съесть маффин – он взял с отрубями, а я – черничный, а через неделю мы опять пошли туда, а еще через неделю – опять, и я помню, как он, вставая из-за стола, аккуратно заправлял рубашку в брюки. Знаешь, как это бывает? Ты все ждешь и ждешь, чтобы человек сделал какой-то знакомый жест, – и вот он его делает. Он всегда аккуратно заправляет рубашку в брюки, когда встает из-за стола, и тебе кажется, ну не знаю, что не нужно тратить много времени и усилий, чтобы получше узнать человека, потому что он делает такой вот привычный жест и ты можешь заранее его предсказать. Он был такой умный, и мне сразу показалось, что я знаю его лучше, чем он сам себя. Это очень мощное чувство. Это очень впечатляет.

– Вам нравилось, как он заправляет рубашку в брюки? – Я была заинтригована. И неприятно поражена.

– Нет, я просто знала, как он заправляет рубашку. Это другое. И мне было лестно. Он только что окончил аспирантуру, его имя гремело по всему университету после статьи, которую он опубликовал в журнале «Нейчур», и он сказал мне, ой, ну, наверное, спустя месяц, что он не рассказал мне про себя всего. Он сказал, что хотел мне все рассказать, и, знаешь, мне же было девятнадцать. Я же была… о нет, подумала я тогда, неужели он преступник, или извращенец, или кто-то в таком роде. Я была еще совсем ребенком!

– Он не был извращенцем, – заметила я.

– Нет, ничего такого. Он просто захотел рассказать мне о своей религии, он был потомственным приверженцем «Христианской науки», и я расхохоталась ему в лицо, когда он это сказал, потому что у меня гора с плеч упала. Я ведь и правда боялась услышать от него что-то ужасное.

И тут я увидела Лео: он шел к нам. Он прикрывал ладонью глаза от солнца и искал машину. На плече он нес два рюкзака – мой и Пола, а свободной рукой катил за собой чемодан на колесиках. Он шел быстро, почти бегом, штанины его шортов цвета хаки при ходьбе зажались в промежности, и из-под них торчали его бледные ляжки.

– И что потом произошло? – спросила я у Патры с нетерпением.

А сама имела в виду другое: и что вы мне пытаетесь объяснить? Мне показалось, что я что-то пропустила, что, пока глядела в окно на Лео, она уже изложила главную часть своего повествования.

– Ой, сама не знаю. – Она, должно быть, тоже заметила приближающегося Лео, потому что ее голос сразу изменился – он зажурчал тише, и в нем послышались нотки обтекаемой, даже лукавой, слащавости и безразличия. – Меня смешила его серьезность. А потом я вышла за него замуж. Мне нравилось, что он такой вот серьезный, и мне казалось, что я не такая, как все.

Лео наконец нашел взглядом машину. Он зашел сзади и погрузил вещи в багажник. Он, ясное дело, не видел, что мы сидим внутри и глядим прямо на него, потому что, когда снова обошел машину и увидел свое отражение в стекле, он с досадой вздохнул и пригладил каштановый вихор на макушке. А потом двумя пальцами разгладил зажатый в промежности верх коротких штанин. Но это еще не все.

– Смотри! – шепнула Патра.

Перед тем как раскрыть дверцу машины, Лео засунул ладонь за пояс шортов и заткнул поглубже голубую хлопковую рубашку. Это был машинальный жест, и он немного сконфузился, словно не был уверен, что пассажиры обрадуются, снова увидев его, или не знал, что он обнаружит в салоне, открыв дверцу.

Патра сказала мне:

– В девятнадцать лет тебе покажется, что ты стара как мир и что ты давно уже повзрослела. Вот увидишь!

– У вас все хорошо? – спросил Лео, тяжело опустившись на водительское сиденье.

Патра подалась к нему и поцеловала в мочку уха.

Он обернулся и внимательно осмотрел лицо спящего Пола, потом перевел взгляд на Патру.

– У нас все хорошо, – ответила я за нее.