Когда около одиннадцати Хорст Баллентин при виде приближающихся советских танков снял флаг с Бранденбургских ворог, это было всего лишь символическим актом. Советский дипломат Валентин Фалин вспоминает: «Когда с Бранденбургских ворот сорвали советский флаг, каждый подумал — наконец-то. Это перестало быть внутренней проблемой ГДР, речь шла о чем-то большем».
Вскоре повсюду против демонстрантов пустили танки. Рева моторов и лязга танковых гусениц на узких улицах было достаточно, чтобы большинство протестующих обратились в бегство. Самые смелые, взявшись за руки, шли навстречу металлическим чудовищам. На Потсдамской площади несколько самых отважных демонстрантов бросали в танки вывороченные из мостовой булыжники. Какой-то демонстрант пытался засунуть прут в ведущую шестерню Т-34, но безуспешно.
В районе Лейпцигской улицы и Потсдамской площади народная полиция и, насколько можно различить, русские ведут беспорядочную стрельбу по демонстрантам из автоматов и пистолетов.
Из Москвы Советская армия получила указание «пуль не жалеть» и «действовать жестко». Неважно количество жертв, «напротив, важно сделать дело». Чрезвычайное положение в Восточном Берлине еще не началось, когда в 12.45 западноберлинская полиция зафиксировала первые выстрелы. В том же полицейском рапорте на 14.28 отмечена первая жертва: «1 человек с огнестрельной раной головы (мертв)».
Восстание было разгромлено. Танки давили демонстрантов. Со всех сторон были слышны треск пулеметов и винтовочные выстрелы. Народная полиция тоже открыла огонь. «Было жутко смотреть, как раздаются залпы и люди, залитые кровью, падают на землю», — так описывал очевидец ситуацию на Потсдамской площади. Людей охватила паника, многие через границу сектора бежали в Западный Берлин.
По всей Германии, находившейся под советской оккупацией, ситуация была похожей. Чрезвычайное положение было введено в 167 из 217 городских и сельских округов. Там тоже побеждали танки и винтовки, а люди лишались жизни. К вечеру 17 июня все было кончено — по крайней мере в столице, восстание было подавлено.
В 21.00 Ульбрихт и верховный комиссар Семенов встретились в Карлсхорсте для обсуждения положения. Именно там и родилась легенда про «день X»: день, когда «империалисты» из Западного Берлина хотели «раздавить» ГДР, чтобы установить «фашистскую власть». Таким на протяжении более чем трех десятилетий было официальное объяснение народного восстания в ГДР.
Запад в этот решающий день действовал сверхосторожно. Вашингтон расценивал ситуацию как непрогнозируемую и не хотел подливать масла в огонь. Президент Эйзенхауэр и его советники боялись Третьей мировой войны. Западноберлинская полиция получила указание охранять границу сектора, чтобы предотвратить участие в волнениях жителей Западного Берлина. Бургомистру Западного Берлина Эрнсту Ройтеру, летавшему на конференцию в Вену, отказались предоставить место в американском военном самолете. Западногерманские политики тоже пытались предотвратить все, что можно было бы расценить как вмешательство в дела ГДР. Федеральный канцлер Конрад Аденауэр выразил свои симпатии к «великому проявлению воли к свободе немецкого народа в советской зоне», а также надежду, что никто не даст «вовлечь себя провокациями в необдуманные действия». Многие надеялись услышать от канцлера более четкую позицию, но у Аденауэра были связаны руки.
Солдаты, которым непрерывно внушали, какие «достижения» принесла им большевистская революция, почувствовали вдруг, что исполняют роль царских войск, которым в Петербурге пришлось стрелять в рабочих.
За народные волнения в порабощенной Советами стране немцы поплатились большой кровью: если до сих пор историки насчитывали около 125 убитых, то новые исследования говорят о количестве жертв вдвое больше. Сотни человек во время волнений были ранены, некоторые тяжело. В Магдебурге по приговору трибунала 18 советских солдат были расстреляны за то, что отказались стрелять в рабочих. Казнен был и один житель Западного Берлина. Безработный Вилли Гёттлинг, который, как доказано, молча наблюдал за протестами, был обвинен в том, что он «западный организатор восстания». После восстания было проведено свыше 6000 арестов. Суды, работая ускоренными темпами, в совокупности дали более 8000 лет тюремного заключения.
На протяжении еще нескольких недель после 17 июня то и дело вспыхивали протесты и забастовки, но таких последствий они не имели.