История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Это было время частых недомоганий Мери, сопровождавших первую, как, впрочем, и все последующие, беременность. Теперь она не могла быть спутницей Шелли в его многочисленных деловых походах и поездках. Ее заменила Клер. После краткого отсутствия, (друзья Шелли подыскали ей работу) она снова вернулась к ним и почувствовала себя третьей лишней. Клер отчаянно старалась завладеть вниманием Шелли, постепенно она начала относиться к нему как к своей собственности. Клер была особой нервной, возбудимой, мечтала о театральной карьере. Но пока свои нереализованные способности употребляла на бурные ночные шоу. Часто она впадала в состояние всесокрушающего страха, например однажды ночью душераздирающий крик: «Шелли!» выдернул его из спальни, Клер была мертвенно белая, тело ее содрогалось в конвульсиях, и едва внятным голосом она пояснила, что кто-то выдернул из-под нее подушку, которая неведомым образом переместилась в стоящее в углу кресло. Бессонная ночь утешений, уговоров и тихих бесед о сверхъестественном была ему обеспечена. Таким образом Клер получала ту долю «собственности» на Шелли, которую она считала честно ей причитающейся. Мери, конечно, ревновала. В это время, к тому же, она была уязвлена той непомерной радостью, которую Шелли испытывал по поводу рождения сына от Харриет. Тем паче Шелли не был уверен, что это его ребенок. Мери с нетерпением ожидала ежевечерних посещений Хогга, развлекавшего и утешавшего ее. Из переписки Мери, которая впоследствии была издана, тщательно обсуждаются одиннадцать любовных писем к Хоггу. Из этих писем нельзя не вывести со всею очевидностью, что Шелли был сторонником любви втроем и Мери старалась привести его идею в исполнение (время и объект выбрала сама жизнь). Во всей этой истории не было ничего секретного, недоговоренного, Мери не скрывала писем от мужа и не раз предупреждала Хогга, что любит Шелли. Свою привязанность и благодарность к Хоггу она всячески старалась преобразовать в любовь.

Идейное влияние Шелли, его особое прочтение Годвина, подействовало на ее воображение. Любовь втроем не оскорбляла чувств Мери, она была согласна с этим как с идеей, но воплощение теории в жизнь сама она всячески отдаляла, хотя не забывала намекать о предстоящем блаженстве. «Должное придет, когда наступит время. Вы так добры и бескорыстны, что я люблю Вас все больше», – писала она Хоггу. Ей нужно было время, чтобы узнать его, время, чтобы родился ребенок, время, чтобы любовь успела «разгореться». При этом она в каждом письме утверждала, что для нее нет ничего важнее в жизни, чем сохранить привязанность к Шелли. Эти странные письма, естественно, закончились с рождением ребенка. 22 февраля 1815 года Мери родила семимесячную девочку. Шелли и Хогг ночевали у ее постели и помогали делом и сочувствием. Четыре дня спустя девочка умерла. Мери оцепенела. Ее большие потухшие глаза пугали своим безучастием. 27 февраля она записала в дневник: «Нашла малютку мертвой в злополучный день. Вечером читала “Падение иезуитов”». Следующая запись: «Все думаю о моей малютке. Действительно, как невыносимо матери потерять ребенка. Читала Фонтонеля[98] “О множественности миров”». Спустя несколько дней: «Видела во сне, что моя крошка жива. Что она только похолодела, а мы оттерли ее у огня, и она ожила. Проснулась, а малютки нет. Весь день думала о ней. Шелли очень нездоров. Читала Гиббона». Следующий день: «Осталась дома, вязала и думала о своей умершей малютке. Прочла вместе с Хоггом пятнадцать строк из “Метаморфоз” Овидия».

Эти методические перечисления прочитанного, постоянно сопровождающие в дневнике даже самые трагические записи об утратах, вызывают у читателя смешанное чувство удивления, восхищения и страха, который всегда испытываешь, сталкиваясь с чем-то необычным, из ряда вон выходящим. Такая удивительная дисциплина мысли не раз послужит Мери в тяжких испытаниях жизни.

Перси большую часть дня тоже проводил за книгой. За последние 17 дней февраля он прочел 1200 страниц, причем пьесы Эврипида, трагедии Сенеки, сочинения Гомера, Геродота он читал в подлиннике.

Кажется, что даже пред вратами ада эта 18-летняя девочка и ее 23-летний муж не выпустили бы книгу из рук и, ожидая своей очереди, продолжали бы лихорадочно перелистывать страницы. Шелли вывез Мери на несколько дней за город, она медленно выходила из депрессии. «Общее сокровище», как Перси называл ее в разговорах с Хоггом, как-то естественно улизнула от своих обещаний и погрузилась в чтение Овидия и в заботы о здоровье Шелли, довольно сильно пострадавшем от долгих передряг, не самая легкая из которых была попытка Перси обуздать природу и подчинить годвиновской концепции любви свое нормальное желание быть мужем Мери. Он всегда готов был понимать буквально любое умозрительное построение.