История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Перед новым, 1815 годом Шелли узнал из газет, что скончался его 83-летний дед, сэр Биши. Это событие сулило юной паре выход из тупика безденежья. Вступая в права наследства по условиям завещания, Шелли на первых порах получал 1000 фунтов в год. Он выплатил часть своих долгов и 200 фунтов назначил Харриет. Отныне на жизнь Перси никогда больше не лягут зловещие тени судебных приставов и долговых тюрем.

Изменившееся материальное положение Шелли сразу привлекло внимание Годвина, и он обратился к похитителю своей дочери с просьбой оплатить его очередной долг. Письмо заканчивалось вполне в духе философа: «Скажу только, что пока во мне останется капля разума и чувства, я не поменяю отношения к Вашему поступку, на который я смотрю как на величайшее несчастие моей жизни». Шелли с горечью заверил Годвина: «С этого времени наши отношения будут только деловыми. Согласно Вашему желанию я займу необходимую Вам сумму под залог моих годовых получений. Я вижу, как велика сейчас Ваша нужда в деньгах, и всеми силами постараюсь помочь Вам».

Этим пером водило поистине ангельское создание.

В августе 1915 года Мери и Перси остановились в Бишопгейте, неподалеку от местечка Марло, где летние месяцы проводили с Томасом Лавом Пикоком. Ежедневно вместе с Шелли они гуляли по Виндзорскому парку, а вечерами читали греков. В середине сентября они задумали путешествие вверх по Темзе. Хогг еще не вернулся после летних каникул, так что решили полностью положиться на опыт Шелли, который еще в студенческие годы предпринимал длинные лодочные прогулки, и действительно, на этот раз капитан Шелли оказался на высоте положения!

Тридцатого сентября путники достигли городка Леклейда в Глостеншире и попытались войти в узкие протоки Темзы, но едва не сев на мель, поняли, что придется возвращаться. Прежде чем пуститься в обратный путь, провели несколько дней в гостинице Леклейда. Все трое были в отличном расположении духа.

Эти три летних месяца были вершиной совместной жизни Мери и Перси, вершиной их счастья.

Пока отсутствовала в их доме Клер со своими капризами, истериками, Мери благословляла каждый прошедший без нее день. Клер находилась в Лондоне, полная решимости попасть на сцену театра Друри-Лейн. В ту пору Байрон был связан с этим театром. Там она и выследила его. Как поэт впоследствии признался своей сводной сестре, «я был не против толики любви, (которая усиленно мне предлагалась), это сулило что-то новое».

Байрон вскоре наградил Клер ребенком и отлучил от себя.

Его будущий друг Шелли был счастлив этим летом в своем Бишопгейте, и вдохновение не покидало его.

За это время он написал поэму «Аластор» (греческое «аластор» означает «дух одиночества»). Во вступлении к поэме автор провидчески отметил: «Замкнувшийся в своем уединении поэт наказан был приходом фурий, в своей неукротимой злобе приведших его к скорой гибели».

В конце 1815-го – весной 16-го, вспоминал Пикок, «Шелли вновь охватила тревога». Решено было в очередной раз ехать за границу. Поддавшись уговорам Клер, они остановили выбор на Женеве, где собирался летом жить Байрон.

Двухлетнюю годовщину бегства из Англии (28-го июля) Шелли отпраздновали в Женеве. У Мери на руках был малютка Уильям, родившийся в начале года. И рядом, как неизбежное зло, Клер, которая пока скрывала свою беременность.

Устроились они в небольшом домике, который был отделен от озера только маленьким садом, из которого открывался вид на «мрачную величественную Юру». Байрон жил неподалеку от них на вилле Диодати. В XVII веке вилла принадлежала женевскому профессору теологии, дом носил его имя. С тех пор как в 1639 году в гостях у профессора побывал сам Мильтон, дом стал местом паломничества англичан.

Шелли и Байрон сразу подружились, причем несходство темпераментов способствовало этому ничуть не меньше, чем поразительная живость ума.

Но Мери ощущала скованность в присутствии Байрона. Он как бы ослеплял и подавлял кипучими порывами своей натуры, которая – если определить ее двумя-тремя словами – была сплошной любовью к жесту. К тому же Мери не могла не чувствовать, что он не слишком ценит ее общество. Она была весела и шаловлива, что проявлялось в ее романе с Шелли и в отношениях с Хоггом. Но понятиям Байрона, какова должна быть женщина, она не соответствовала. Байрон полагал, что женщины бывают двух типов – либо деклассированные, остроумные emancipé es, либо уступчивые, милые, цепляющиеся за мужчину кошечки. Мери не укладывалась ни в одну из этих схем. Она восхищалась Байроном, но не испытывала к нему теплых чувств.