История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Нескоро освободилась Мери от гнетущего чувства вины. Не решаясь делиться с окружающими, она при каждом удобном случае продолжала делать записи в дневнике: «2 октября. На протяжении восьми лет я знала ничем не ограниченное счастье общения с человеком, чей гений будил и направлял мой разум. Я говорила с ним, освобождаясь от ошибок, обогащаясь новыми способностями – мой ум был утолен. Ныне я одна, и до чего я одинока! Пусть звезды созерцают мои слезы и ветры унесут мои вздохи, но мысли мои за семью печатями, и мне их некому поведать… Да и способна ли я выразить все то, что чувствую? Имею ли я дар к тому, чтоб облекать словами мысли и душевные порывы, которые терзают меня, словно буря. Подобны ли они песку, где вечное волнение моря оттискивает неизменный след? Увы! Я одинока. Никто не посылает мне ответный взгляд, я не могу сказать ни слова от души природным своим голосом – актерствую для всех, за исключением тени. Какая перемена участи! Сейчас передо мной лишь бумага, которую я наводняю смутными картинами… Литературный труд, распространение моих идей – вот все, что мне осталось, чтобы рассеять летаргию…

Казалось, всё, как сговорившись, звало меня сюда: все гончие судьбы вели меня к единственной могиле, и все оставили меня; отец, мать, друг, муж, дети, образовавши цепь, вели меня сюда, а нынче все они, кроме тебя, мой бедный мальчик (который послан мне, чтобы я продолжала жить), покинули меня, а я живу, ибо должна исполнить то, что мне назначено. И так тому и быть».

Да. Так тому и быть. Мысленно она уже возвращалась к последним главам «Франкенштейна». Сохранить подругу монстра – изменить своей идее, выраженной в поступке Виктора Франкенштейна, решившегося уничтожить почти сотворенное. Ибо кто мог поручиться, что племя человекообразных монстров не начнет заселять Землю? Готов ли автор к этому?

Или…

Додумать эту чудовищную мысль было выше ее сил. И как защита от угрозы, депрессия охватывала все ее существо, заслоняла, оберегала…

Смерть Шелли оставила ее без средств к существованию. Лорд Байрон, всегда великодушный в своих намерениях, но не в поступках, взял на себя обязанность вести переговоры с сэром Тимоти, однако из этого ничего не вышло. Отец Шелли отказался войти в положение Мери, лишь назначил небольшое денежное содержание внуку при условии, что мальчика отправят в Англию и отдадут на воспитание человеку, которого он сам сочтет достойным. Но она не могла прожить в разлуке с сыном ни дня. Потеряв троих детей, Мери до сих пор испытывала жесточайшие душевные муки.

Байрон заявил: «Я буду вашим банкиром до тех пор, пока все обстоятельства не разъяснятся». Вскоре лорд несколько остыл. Летом 1823 года он стал собираться в Грецию, чтобы примкнуть к повстанцам, и Мери поняла, что ей тоже пора покинуть Италию.

Все это время Мери переписывала поэмы Байрона, поэтому они часто виделись. Из всех друзей только Байрон обладал особым даром будить в душе Мери живейшее воспоминание: стоило ей услышать голос их знаменитого друга, как она мгновенно опять ощущала себя в Женеве, с восторженным вниманием следившей за разговором двух поэтов. Переговоры о денежной поддержке Байроном семьи Шелли еще велись, но как-то уже вяло и неохотно, так что Мери сама отказалась от денег.

Зато Трелони, которого она считала настоящим другом, уделил ей небольшую сумму из своих скромных сбережений, перед тем как они с Байроном отплыли в Грецию. Мери в разговоре с Хентом не удержалась от сарказма: «Лорд Байрон отплыл с 50 тысячами фунтов, а Трелони – с пятьюдесятью».

25 июля 1823 года Мери с сыном покинула Геную и отправилась в Лондон. Надо отметить, что впоследствии Ли Хент с лихвой искупил свою холодность к Мери – он понял, как глубоко, безмолвно она скорбит о муже. Они стали лучшими друзьями.

С дороги Мери посылала Хенту бодрые письма и, наконец добравшись до отца, предупредила их: «Умоляю, не забывайте в каждом письме ставить У. Г., эсквайру, ибо он очень щепетилен по части этикета. Я помню, как несказанно удивился Шелли, когда автор “Политической справедливости” с легким укором осведомился у него, отчего зять адресовал свое письмо мистеру Г.».

Некоторое время Мери с сыном жила у отца, где она никогда не чувствовала себя дома. И как только начала поступать небольшая помощь внуку от сэра Тимоти, она смогла нанять «тихое, опрятное жилище, со славной служанкой», как сообщила она в письме Хентам.

Вскоре по приезде в Лондон Мери узнала, что «Франкенштейн» идет в театре (в те годы, чтобы переделать книгу в пьесу, не нужно было разрешения автора и соблюдения соответствующих юридических формальностей).

Теплая волна прокатилась по сердцу – это была ее первая бессознательная реакция. Но тут же несколько отступивший было ужас вновь охватил ее. Сесть за стол и переписать. Немедленно. Сразу же. С чего начать? Мери склонилась над столом…