История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Еще более странным кажется горячая заинтересованность Мери другом Пейна, писателем Вашингтоном Ирвингом, чья известность в то время превосходила известность Шелли. Она следила за его публикациями и, более того, с удовольствием читала его письма к Пейну, которые тот приносил ей регулярно. И все-таки она не думала, что Пейн в своем желании устроить ее счастье пойдет на крайности и вручит Ирвингу ее письмо к нему, Пейну, где часто речь шла об Ирвинге, и впридачу передаст копии своих любовных писем к Мери, чтобы Ирвинг твердо знал, что Мери его отвергла, отдав предпочтение Ирвингу.

Однажды Мери сказала Пейну: «Что касается моего любимца Ирвинга, то наше знакомство крепнет с допотопной скоростью. Я где-то читала, что посещать людей раз в год, а то и в два было в обычае у наших праотцев. Увы, я опасаюсь, что если даже церковь нас соединит наконец обетом, то не иначе как под примирительную фразу, что общий возраст жениха с невестой дошел до безопасной цифры 145 лет и 3 месяца». Пейн пригрозил ей, что перескажет это Ирвингу, и тут она взмолилась: «Не ставьте меня в смешное положение в глазах того, к кому я расположена и отношусь почтительно. Передайте мою любовь, конечно, платоническую, Ирвингу».

Однако все это было отдано Ирвингу на прочтение, но он воздержался от ответа. А Мери, к счастью, так и не узнала о неудачной жертве Пейна, с которым сохранила дружбу до 1832 года, когда Пейн отбыл в Америку.

В октябре 1825 года в Англию вернулись Хенты, трещина в отношениях с ними мало-помалу затянулась. Мери обычно делала все возможное, чтобы не терять друзей. В этот период Мери закончила работу над романом «Перкин Уорбек», в предисловии к которому она с похвалой отзывалась об одном из сочинений Ирвинга.

Мери все еще страдала из-за вероломства Джейн. Мур уговорил ее объясниться с бывшей подругой начистоту. Та, разумеется, в ответ только рыдала. Пришлось продолжить объяснение в письмах. «Если я возвращаюсь к своим прежним чувствам в отношении Вас, то для того только, чтобы доказать, что никаким земным причинам не отделить меня от той, с кем сочетало меня горе, – с прелестной девушкой, чья красота, изящество и кротость на протяжении стольких лет были моей отрадой в жизни. Как часто я благодарила Бога за то, что он послал мне Вас. Кто кроме Вас самой мог сокрушить такую жаркую, все больше крепнувшую любовь? И каковы же следствия подобной перемены? Узнав впервые, что Вы меня не любите, я ощутила, что теряю всякую надежду в жизни. Уныние, в которое я погрузилась и жертвой коего являюсь ныне, подтачивает мои силы. Сколько часов в эту безрадостную зиму я мерила шагами свою пустую комнату и чувствовала, что схожу с ума…»

А Джейн юлила, отрицала всё, просила прощения, изворачивалась, но выходило это у нее неубедительно. Ссору так и не удалось уладить, но Мери уже было безразлично. Она пережила великое опустошение, и сдержанность, всегда ей свойственная, возобладала над всеми прочими чувствами. Она стала наращивать защитную броню, которая оберегала ее психику от внешних потрясений. С возрастом броня эта становилась крепче.

После разрыва с Джейн Мери близко сошлась с сестрами Робинсон. Одна из них, Изабелла, на время заняла место Джейн. Мери принимала живейшее участие в судьбе Изабеллы.

Весной 1828 года Мери с Джулией Робинсон отправилась в Париж навестить Изабеллу – миссис Дуглас, как она теперь называлась. Как всегда, Мери была удручена, а вскоре к подавленности духа присоединилась немощь физическая – она заразилась оспой, терзавшей ее на протяжении трех недель. Хоть на лице ее и не осталось следов, но исчезла дивная светящаяся прозрачность кожи, которая так всех восхищала.

«Что вы скажете про одного из умнейших людей Франции, поэта и молодого еще человека? – писала Мери одной из своих знакомых. – Ему пришла фантазия заинтересоваться мной вопреки прикрывшей мое лицо маске. Весьма занятно было впервые за всю жизнь разыгрывать страшилище, еще занятней слушать – вернее, не слушать, а ощущать, что не в одной красоте счастье и я чего-то стою и без нее». Умнейшим человеком и молодым поэтом был Проспер Мериме. Но, как ни льстило Мери его влюбленное внимание, ей было не до флирта. И получив от автора «Кармен» письмо с признанием в любви, Мери ответила, что возвращает написанное, поскольку она не кокетка и он, мудро предсказывала она, впоследствии будет жалеть о своих словах. Но дружба между ними, близкая и доверительная, установилась на долгие годы.

Вернувшегося в Англию Трелони встретила уже совсем другая Мери – не та, которую он прежде знал: изменилась ее внешность, изменился и характер, который теперь твердостью не уступал характеру Трелони. Мери категорически отказалась предоставить ему материалы для биографии Шелли, которую тот задумал написать. Книга вызвала бы великое неудовольствие сэра Тимоти, от чьего благорасположения зависело в ее жизни слишком многое: учеба сына и хотя бы скромное обеспечение их семьи.