История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

В дальнейшем ни в дневниках, ни в письмах Мери и Перси ни разу не упоминается о возможности ухода Джейн в монастырь; очевидно, этот план был отвергнут сразу же, как только возник.

Итак, беглецы вернулись «домой». Им интересно всё – последние газеты, журналы, только что вышедшая из печати новая поэма стареющего, отрекшегося от своих радикальных пристрастий Вордсворта – «Прогулка».

Шелли, так же как и Байрон и Хэзлитт, очень остро и резко осуждал отступничество Вордсворта-поэта. Он не заметил, что в «Прогулке» сквозь тяжелые пласты религиозной дидактики, призванной примирить всех инакомыслящих с существующим, дарованным богом порядком вещей, пробивался скрытый, чуть тлеющий, но все же не погасший огонь общественного негодования и скорби о погибшей в нужде Маргарет, о пагубном воздействии машинной индустрии на судьбы тружеников и в особенности на участь детей.

Между тем Китс находил в поэме много прекрасных строк, образов и восхищался ее «печальными узорами».

С гневом отложив новое сочинение Вордсворта, Шелли «с неудержимой энергией и радостью», как вспоминала Мери, читал наизусть все, что помнил из «Лирических баллад», и чаще всего возвращался к «Старому моряку».

Годвины решительно отказались принять блудных детей. Напрасно Перси делал новые попытки объяснить своему учителю, что всего лишь следовал идеям, высказанным в «Политической справедливости».

Философ негодовал: «В Вашем возрасте, сударь, следовало бы понять, что принципы моей книги приемлемы в стране “Утопия”, а не в сегодняшней Англии. И вообще при чем здесь моя дочь? Вы навсегда опозорили ее и меня».

О том, чтобы поселиться в родном Филд-плейсе, тоже не могло быть и речи. Теперь, после того как Перси оставил жену и ребенка, даже мать отвернулась от него. Все друзья, кроме Пикока и Хукема, осудили поведение Шелли; как ни странно, Ньютоны и Бойнвили тоже охладели к нему. Хогга не было в Лондоне. 4 октября, когда он вернулся после своих летних каникул, его ожидало письмо Шелли, сообщавшее о разрыве с Харриет и последующих событиях. Он уверял, что их с Мери объединяет не просто любовь, а такая духовная близость и понимание, что ему не приходится больше насиловать свое естество, и теперь как никогда он «способен трудиться на благо человечества». Перси жаждал продолжать дружбу с Хоггом, но ответ, который пришел от него, Мери оценила как «очень холодный». Лучшая подруга Мери, Изабел Бакстер, порвала с ней по требованию жениха.

Жизнь осложнялась непрекращающимися материальными трудностями. Джейн Клермонт, решившая называть себя своим первым именем, переиначив его на французский лад – не Клара, а Клер, почти ежедневно отмечала в своем дневнике преследовавшие Шелли неудачи.

«19 октября Шелли с Пикоком ходили к адвокату, но, как обычно, не добились успеха». «20 октября Шелли едет в Сити и терпит полную неудачу». «22 октября Шелли все утро провел у адвоката, но ничего не добился».

Пикок вспоминал, как Шелли старательно пытался занять хоть сколько-нибудь денег под залог своих «великих надежд», но «ни евреи, ни их друзья – христиане» не ссужали ему ни гроша». «Однажды, – пишет он, – мы прогуливались вдоль берега Суррейского канала, говорили о Вордсворте и цитировали его стихи, вдруг Шелли неожиданно сказал мне: “Как вы думаете, смог бы Вордсворт создать такую поэзию, если бы он хоть когда-нибудь имел дело с кредиторами?” Однако его собственный опыт доказал, – постфактум отвечал Пикок на вопрос, оставшийся тогда без ответа, – что подобного рода общение не повредило его собственной Музе».

Харриет постаралась предпринять все возможное, чтобы сделать положение ненавистной ей четы невыносимым. Она требовала денег сверх своего месячного содержания, а не получив их, брала в долг и кредиторов направляла к Шелли. 13 октября Перси пишет Харриет отчаянное письмо, уверяя, что каждый подобный шаг лишь сокращает расстояние между ним и долговой тюрьмой, а удовлетворить ее требования он все равно бессилен – все ценности уже проданы и скоро ему просто не на что будет кормить Мери и Клер.

Но Харриет не вняла его мольбам, а напротив, начала распространять слухи, будто бы он живет с обеими дочерьми Годвина.

Правда, иногда к ней возвращалась надежда, может, Мери – всего лишь временное увлечение и с рождением второго ребенка, которого она ожидала в декабре, Перси вернется домой – соседские кумушки приводили массу подобных примеров. Тогда она посылала за мужем и, жалуясь на нездоровье, просила навестить ее. Перси понимал, что между ними уже никогда не будет чистой и возвышенной дружбы, но оставался доброжелательным, готов был оказать любую помощь. Однако эти крошечные островки перемирия, едва возникнув, тонули в потоках отчаянной и бессильной женской злобы.